Джеймс Данливи - Рыжий
23
Ему снился сон.
Поначалу он выбирал голубые носки, а затем пару красных. Носки нейлоновые. Вечные. Я хожу по узенькой улочке из магазина в магазин. А вот и пухленькая дамочка средних лет. Полненькая, пышненькая, в самом соку. Стоит за прилавком и говорит, что любит иностранцев. А я запихиваю в сумку миллион носков, но не могу унести их из магазина. И они вызывают мусороуборочную машину, чтобы увезти их. Он услышал странный звук, от которого душа его упала в пятки. Неужели крыса?
Спина затекла. Он встал с постели. Глаза слиплись и не хотят открываться. Никогда не дадут поспать всласть. И к тому же я замерз.
Мисс Фрост отвернулась от него. Он подошел к ней и поцеловал ее в щеку. Она открыла глаза.
— Не прикасайтесь ко мне.
— Что?
— Не смейте меня целовать.
— Ради всего святого, что случилось? Неужели ты напилась? Черт все побери!
— Лучше остановитесь. Вы уедете отсюда, а мне придется выслушивать, как злые языки перемывают мои косточки.
— Так ты из-за этого, Лилли? Да?
— Ты как бы уже уехал.
— Но в чем же я виноват?
— Тебе не о чем беспокоиться. Ты уплываешь. А я беззащитна. И они это знают.
— Кто знает?
— Они будут сплетничать.
— Не обращай внимания на досужие разговоры.
— Легко сказать.
— Позволь мне что-нибудь для тебя приготовить. Поджарить тебе колбаски. Покушай, Лилли, и забудь о злых языках.
— Миссис Дэнджерфилд подаст на меня в суд.
— Никуда она не подаст. Так хочешь колбаску?
— Она обязательно это сделает. И меня уволят.
— Подожди-ка, Лилли, моя старая любовь…
— Прекрати.
— Пойду почищу зубы.
— О святые Иисус, Мария и Иосиф!
— Ничего не имею против Иисуса, Марии и Иосифа, но просить о заступничестве нужно Блаженного Оливера Планкета, моего патрона.
— Ты сделал со мной то, что хотел, а теперь бросаешь меня.
— И вовсе нет. Поедем в Лондон вместе.
— Бред.
— Мне нужно почистить зубы, а то они все выпадут.
— Замолчи!
Себастьян в изодранном исподнем потащился в холодную ванную. Взял размокшее мыло, которое потекло у него между пальцами.
— О, Господи…
Тщательно чистит зубы. Нейлон напрочь стирает эмаль и от зубов остаются одни только корни. Себастьян повернул кран и подставил сложенные «корабликом» ладони под обжигающе холодную воду. Чуть спрыснул подмышки дезодорантом мисс Фрост. Одной из этих покрытых ржавчиной бритв я хочу сбрить щетину с одеревеневшей челюсти. И перед трудным путешествием надену вельветовые брюки. Правда, «молния» на них ведет себя непредсказуемо. Пусть только, Христа ради, все обойдется. И чтобы не повторился тот кошмар, потому что я этого не вынесу. И что за вожжа попала под хвост, мисс Фрост? Все понятно. Все дело во мне. Она стала на путь предательства. И способна сбить мой корабль с нужного курса. Если она так себя ведет, то доверять ей уже нельзя.
Себастьян возвратился в спальню. Подошел к одежному шкафу и взял в руки крошечные ручные часики мисс Фрост, чтобы узнать, который час. Возможно, перекупщик даст за них фунта три. Не следует этого делать. Это не по правилам. Хотя и горько сознавать, кто на чьей стороне.
— Лилли, я намерен приготовить колбаски. Может быть, и ты поешь? И заварю чай. Чем плохо? И тебя это взбодрит. Хорошо?
— Мне хочется умереть. Ненавижу эту страну.
— Не отчаивайся.
— Тебе-то не придется здесь оставаться и страдать от непрерывных переживаний. А потом и дома все узнают…
Себастьян вышел из комнаты. Поставил на конфорку черную сковородку. Взял капельку жира и расплавил его о бортик сковородки. Жир сполз вниз и исчез. Аккуратно разрезал перемычку между колбасками. Колбаска аккуратно упала на сковородку, раздалось шипение. Не знаю даже, что сказать Лилли. Можно было бы сказать ей, что наша жизнь зависит от умения сопротивляться. Я уже многим это говорил. У меня своя собственная эстетика. Нужно посоветовать и мисс Фрост обзавестись свой эстетикой и тогда, с ее позиций, оценивать эти незначительные трудности. Господи. Как надувается эта колбаска! Она выстреливает таким вкусным жиром, что в нем с радостью утопились бы все мы — эстеты вместе с неэстетами.
Себастьян снял сковородку и возвратился в спальню. Перед зеркалом стояла обнаженная мисс Фрост. Когда он вошел, она сказала: «Ох!» и прикрыла ладонями груди.
— Лилли, мы видели друг друга и не в таком виде.
— О!
— Возьми зубную щетку и поедем в Лондон.
— Не могу. Все узнают.
Себастьян возвратился на кухню. Потрогал сковородку. Колбаска шипела и потрескивала, из ее надрезанного бока вытекал жир. Отныне мне придется есть в одиночестве. Для успокоения нервов нужно выпить побольше чаю.
Лилли вышла в салон, когда он уже почти прикончил колбаску. На ней была нарядная юбка, серый свитер, а в ушах красные сердечки. Сердца Иисусовы.
— Хлеб, Лилли?
— Пожалуйста.
— Масло?
— Нет, спасибо.
— Чай?
— Благодарю.
— Сколько кусочков сахара, Лилли?
— Ты думаешь, это смешно?
— Что-то вроде этого.
— Ты не знаешь Ирландию.
— Я знаю Ирландию, Лилли.
— Боже мой, что мне делать?
— В холле, Лилли, собрана самая невероятная коллекция писем, когда — либо написанных поклонниками таланта. Люди потратили немало фунтов, чтобы послать мне эти письма. Нанимали детективов, чтобы выслеживать меня по всему Дублину и его окрестностям. Заставляли мальчишек шпионить за мной на всех перекрестках. Разве могут сравниться с этим какие-то досужие разговоры?
— Но вы же не работаете. Миссис Дэнджерфилд рассказала мне, что вы прогуливаете все занятия.
— Это не аргумент. А известно ли тебе, Лилли, что я приехал в эту страну с таким громадным гардеробом, какой здесь и в глаза не видели? Все заграбастал мистер Гленсон, перекупщик. Славный он человек, но у него в руках оказалось практически все, что мне когда — то принадлежало, и даже кое-что из того, что не являлось моей собственностью. Вещи мне безразличны. Самое главное для меня — покой. Просто покой. Не хочу, чтобы меня выслеживали. И мне все равно, что обо мне говорят. И вот почему произошла вся эта неразбериха. Во-первых, из-за моего тестя. Славного пожилого джентльмена, адмирала флота Ее Величества. Да я и сам-то человек морской. Он поручил мне заботиться о своей очаровательной дочери. Двести пятьдесят фунтов. Фунты, Лилли. фунты. Никогда не забывай о них, Лилли. Я не говорю, что деньги — самое главное, просто будь с ними осторожна. А потом врачи. Одни за одним они являлись в белых халатах со стетоскопами, чтобы послушать сердце, но приставляли его к моему кошельку. Пожалуй, я выпью еще чайку.
