Филип Фармер - Боги мира реки
— Как же я могу это сделать?
— Должны быть какие-то способы. Компьютер…
— Я не массовый убийца. Да, в свое время я был парень крутой, но я не собираюсь убивать людей только ради собственного спокойствия. А потом, держать их в узде — это хоть какое-то занятие. — Он усмехнулся и добавил:
— Пора загнать их с улицы в «Бутон Розы». У нас тут, в конце концов, вечеринка, хотя собрать этих бездельников не так-то просто.
Он обогнул стол, что-то сказал, и на стене появилось светящееся круглое пятно. Терпин произнес несколько кодовых слов, после чего обернулся, ухмыляясь еще шире. — Я всемогущ, ребята! Я великий маг Мерлин и волшебник из города Оз в одном лице, темном, как десятидолларовая гаванская сигара! Я великий бог Терпинус, черный Зевс, могучий Тор Громовержец, шаман, насылающий дождь, главный продавец панацеи, мистер Человечий Кукловод!
В течение трех минут солнце заволокло тучами, которые быстро густели и чернели. В открытые решетчатые окна со свистом влетел ветер, задирая подолы тог, кильтов и юбок.
— Вы и глазом моргнуть не успеете, как они все сюда примчатся. Злые будут, что намокли, но это все фигня.
— Некоторые валяются на улице в отключке, — сказала Алиса. Что будет с ними?
— Пускай прочухаются. Им это только на пользу, да и помыться многим из них не мешает. А простуда им не грозит.
Терпин проинструктировал гостей, как вести себя, чтобы отвязаться от пьяниц, если те вздумают к ним приставать.
— Но вообще-то они не должны. Я приказал им обращаться с вами дружелюбно, несмотря на то что вы белые.
— А с нами? — осведомился Ли По. — Мы-то не белые!
— Для них — белые. Для них все, что не черное, белое. С точки зрения семантики такое определение довольно точно, хотя и не слишком тонко.
Последняя фраза отчасти позабавила Бертона и отчасти раздосадовала. Том Терпин сознательно перескакивал с правильного английского языка на жаргон гетто, словно хотел подразнить своих слушателей. А может, просто разыгрывал из себя шута. Или и то и другое вместе. В глубине души у него до сих пор гнездился комплекс неполноценности, внушенный правящим белым классом его эпохи. Он мог этого не осознавать, но факт был налицо. Если верить Фрайгейту, американские негры преодолели комплекс расовой неполноценности, во всяком случае пытались, и заявляли, что они гордятся своей черной кожей.
Однако Терпин продолжал носить шутовской колпак, даром что теперь в нем не было нужды.
Хотя, как сказал Hyp, цветом кожи вообще гордиться глупо, что белым, что черным. Можно гордиться лишь тем, что ты человек, да и то желательно не слишком задирая нос.
— Конечно, — отвечал ему Терпин, — но прежде нужно пройти определенные стадии, и гордость своей чернокожестью — одна из них.
— Хорошо сказано, — отозвался Hyp. — Только не стоит застревать на этой стадии. Нужно взбираться на следующую ступень.
Они снова спустились в вестибюль, как называл его Терпин. Задолго до входа в зал их обдало волной громкой музыки, болтовни, раскатистого смеха, а потом цунами из алкогольных паров и табачного и наркотического дыма накрыло их с головой. Здесь было все население мира, включая и тех, кто пребывал в бессознательном состоянии. Их внесли в зал андроиды и уложили вдоль стеночки.
— Тусуйтесь, ребята! — крикнул Терпин, махнув гостям и показывая на толпу.
Представлять вновь прибывших не было надобности, поскольку Терпин показывал их лица и имена на экранах. Гости тем не менее колебались. Было непросто вот так подойти к незнакомым людям и вступить в разговор. Доуисты, шокированные и скандализованные происходящим, явно сожалели о том, что вообще сюда пришли. Терпин, заметив это, поманил к себе группку, стоявшую возле стойки бара. Люди пробрались через столпотворение и завязали с гостями беседу. Хозяин выбрал их специально, чтобы сломать лед, и сделал правильный выбор. По крайней мере, так казалось сначала. Среди них были шансеры и новые христиане, которые подошли к доуистам. Хотя основополагающие принципы их верований были различны, все три религии теоретически провозглашали себя терпимыми и мирно настроенными по отношению к инаковерующим. К тому же у них были и общие точки соприкосновения — неприязнь к злоупотреблению спиртным и полное неприятие табака и наркотиков.
Человек, который составил компанию Бертону, был шести футов и трех дюймов ростом, широкоплечий, с мощной грудной клеткой и массивными конечностями. На нем были белая замшевая головная повязка, белый лайковый жилет, белый замшевый пояс с большой серебряной пряжкой, украшенной рельефной волчьей головой, обтягивающие белые замшевые брюки и белые замшевые сапоги до колен. Широкое скуластое лицо и длинный орлиный нос делали его похожим на индейца, но вывернутые губы и курчавая шевелюра выдавали негритянскую кровь. Когда он улыбался, то становился даже по-своему привлекательным.
Он представился Бертону, пожав ему руку и возвестив глубоким басом, что он, Билл Уильямс, рад познакомиться с капитаном сэром Ричардом Фрэнсисом Бертоном. Последнему, впрочем, показалось, что негр произнес его титулы не без издевки.
— Том Терпин не назначал меня вашим верным индейцем, проводником и телохранителем, — продолжал с усмешкой Уильямс. — Я вызвался добровольцем.
— О? — Бертон удивленно вздернул брови. — Могу я спросить почему?
— Можете. Я читал про вас; вы меня заинтриговали. А кроме того, Терпин много рассказывал мне о том, как вы привели его и других через горы в эту башню.
— Я польщен, — отозвался Бертон. — Но небольшой зуб я на вас все-таки имею. Почему вы хотели задавить меня своим мотоциклом?
— Если бы я хотел, то давно задавил бы! — рассмеялся Уильямс.
— А ругались зачем?
— Просто так. Летуны действуют мне на нервы. А потом, мне хотелось испытать вашу выдержку. Я ничего не имел лично против вас.
— Вы так любите задирать белых?
— Иногда. И, если по справедливости, вы не станете меня за это упрекать.
— Разве шестьдесят семь лет, проведенные в долине, ничуть не изменили вашего отношения?
— Совсем от него избавиться невозможно. Хотя я больше не впадаю в горячку. Это как тупая зубная боль, к которой я давно привык, — сказал Уильямс. — Хотите выпить?
— Белого вина. Любого сорта.
Бертон решил сохранить трезвую голову.
— Давайте поднимемся в какую-нибудь комнату наверху. Там будет спокойнее, и нам не придется орать, чтобы услышать друг друга.
— Отличная мысль, — согласился Бертон, гадая про себя, что у негра на уме.
Они ввалились в лифт вместе со смеющейся, галдящей, дурачащейся толпой.
