Жаклин Лихтенберг - Дом Зеора
В лучах солнца две лошади, взмыленные, выдували облака пара. Древесные кроны над головой образовали арку собора, и Валлерой подумал, что это подходящее место для того, чтобы умереть. Он устало спешился и стоял, погрузившись по лодыжки в ароматные хвойные иглы. Ждал проводника.
Ускоренными движениями сайм догнал Валлероя, щупальца его были вытянуты, лицо искажено таким напряжением, что любой джен пришел бы в ужас. Но Валлерой в это мгновение видел не свирепого хищника, нацеленного на убийство, но своего партнера, пожертвовавшего своей семьей и репутацией и теперь отчаянно умолявшего не допустить окончательного позора — убийства.
Что—то в глубине Валлероя отозвалось на эту мольбу, отправив руки навстречу щупальцам. Он не допустит позора Зеора!
И когда влажные латерали сомкнулись на его руках, Валлерой испытал невероятное ощущение: как будто нюхательная соль расчистила его затуманенное сознание. Эта болезненная ясность все усиливалась, и при помощи какой—то невероятной способности ощутить другого как самого себя Валлерой стал в этой передаче одновременно подателем и получателем.
Он сам испытал ужасающую потребность и почему—то сразу понял, что это такое.
И в ответ на эту внутреннюю потребность он направил весь свой селин. С лихорадочной поспешностью удовлетворял потребность, которая казалась ему одновременно и своей собственной, и совершенно неутолимой.
Но вот поток селина постепенно замедлился. И Валлерой ощутил двойное удовлетворение, огромную усталость, которая увлекла его в глубокую тьму.
Это не была тьма потери сознания… не совсем. Это была темнота разделения. Темнота потери единства. Темнота дезинтеграции. Темнота, которая следует за необыкновенно яркой вспышкой света. Он опять один, две его половины разошлись, и осталась только боль в мышцах, без осознания сверкающего питания… селина. Селиновый нейгер прошел. Теперь его организм не ощутит даже самое сильное поле. Теперь он знал, что это значит… прошел селиновый нейгер. Валлерой вздрогнул, оторванный от высшей реальности, которая на мгновение стала ему доступна.
Он открыл глаза и увидел, что лежит на груде сосновых игл. Рядом, скрестив ноги, сидел Клид, осторожно держа его за руку и нахмурившись. Лицо проводника снова стало молодым и живым, в глазах блеск разума.
Слезы выступили на глазах Валлероя.
— Мы это сделали!
— Да, сделали, но я не вполне понимаю, что именно мы сделали. Никогда ничего подобного не испытывал.
— Что бы это ни было, мне не больно.
— Очевидно, нет, — ответил Клид, улыбаясь, отчего смягчились резкие черты его лица. — Стоять можете?
Валлерой сел, удивленный тем, что не чувствует ни малейшей боли, какая преследовала его первые дни и ночи в Зеоре.
— Все в порядке, — сказал он, вставая. Клид тоже встал.
К нему, протягивая руки, подбежала Эйша.
— Хью! — Она всхлипывала у него на плече, обвиснув всей своей тяжестью. — Я думала, ты умер!
— Рад тому, что ты рада, что я не умер. Я люблю тебя.
— И я люблю тебя, ты, чудовище!
Он поцеловал ее, и она поцеловала его, словно они женаты. После нескольких мгновений вмешался Клид.
— Правильно ли я понял, что Зеор приобрел еще одного члена? Я, как сектуиб общины, обладаю правом заключать браки.
Пара разъединилась, словно впервые осознав, что они не одни. Что—то говорило Валлерою, что Клид даже острее, чем он, ощущает женственность Эйши. А по разговорам в общине он знал, что гены проводника настолько ценны, что ему позволено обладать любой женщиной, пришедшейся ему по вкусу… понравившейся ему.
Как ни странно, Валлерой не ощутил ревности даже тогда, когда Клид погладил Эйшу по щеке. Но если у сайма и были какие—то идеи относительно девушки, он тут же о них забыл. Она потеряла сознание.
Она еще не успела закрыть глаза, как Клид подхватил ее, осторожно уложил на землю и занялся весьма бесстрастным осмотром.
— Ее слегка обожгло, — объявил наконец он. — Расскажите, что случилось с Эндлом.
Валлерой рассказал, закончив описание состояния, в котором они оставили тело Эндла. Проводник был в ужасе.
— Ни один человек не должен испытывать такое. Если он проводник, то будет умирать неделями, и Рунзи не будут знать, что смерть неизбежна, потому что у них нет проводников и они не способны поставить верный диагноз. И в этом участвует Зеор! Простит ли нас когда—нибудь история?
Валлерой увидел слезы на глазах у сайма.
— Эндл виновен в смерти вашего деда, вашей жены, вашего наследника… и Фелехо. Он заслуживает то, что получил.
— Нет. Вы должны были кончить дело.
— Я думал, с ним покончено. И мне жаль, если я оставил пятно на репутации Зеора. Но я делал то, что считал нужным.
Клид протянул руку над неподвижным телом Эйши и взял руку Валлероя.
— Как вы можете на меня сердиться… после того что мы сделали?
В этом прикосновении еще чувствовались остатки глубочайшего контакта. Валлерой сказал:
— Я не могу сердиться.
— Тогда давайте отвезем вашу невесту в Зеор. Мне нужно провести похороны. И брак нам поможет понять, что мир продолжает существовать. Возможно, через несколько лет и вы поймете то, что я сказал об Эндле.
— Мы не можем идти с вами в Зеор. Стэйси ждет, и мне нужно получить свою награду. Думаю, теперь я знаю, что с ней сделать. Если Эйша не больна…
— Нет, с ней все в порядке. Она исключительная личность. Вам повезло.
— Клид, мне жаль, что с Енавой так получилось. Это моя вина…
— Вовсе нет. Не больше, чем я виноват в том, что родился с генами Фарриса. Пока я живу, у меня сохраняется возможность иметь наследника. И этой возможности мы обязаны вам.
— Я все равно считаю, что должен Зеору больше, чем Зеор мне. Но думаю, я вступил на путь, на котором чашки весов уравняются.
Эйша зашевелилась и открыла глаза. Клид мгновенно превратился во врача, в целителя, он успокаивал, подбадривал, заботился. Но она от всего этого нетерпеливо отмахнулась, хотя встать не пыталась.
— Что за чашки весов?
Валлерой глубоко вздохнул.
— Эйша, ты выйдешь за меня?
— Конечно. Я решила это уже несколько лет назад. Только ты все не торопился. Так о каких весах идет речь?
— Сам точно не знаю. Может, о весах правосудия. Согласна ли ты организовать подпольный канал через границу и посвятить остаток жизни нарушению закона по обе стороны?
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
Валлерой рассказал ей о земле и пенсии, которые ему обещали, и том, как он хотел провести жизнь в рисовании.
— Я мог бы взять несколько акров на пограничной территории… даже, по соседству с Зеором… Может, мне дадут больше актов, потому что земля на границе дешева. И тогда мы могли бы основать собственную общину. Я еще не придумал, как ее назвать.
