Гоар Маркосян-Каспер - Четвертая Беты
С грохотом упал стул, Дан машинально обернулся — немолодой человек со значком Инженерного училища на рубашке пробирался к выходу. Он шел, как слепой, натыкаясь на стулья, давешний парень вскочил, помог ему добраться до двери.
А Серт продолжал читать.
— Из тридцати семи тысяч восьмисот двадцати шести смертных приговоров, вынесенных Высшим Судом, только в двести двенадцати случаях соблюдены положенные процедуры. Остальные приговоры были вынесены без суда, большей частью они коллективные…
— Что это такое? — спросил кто-то.
— Коллективные? Это значит, приговор выносился сразу группе людей. В самом крупном… подписан он Изием и Лайвой… значились имена восьмисот семнадцати человек. По свидетельствам члены Суда зачастую никогда не видели подсудимых… довольно нелепый термин, если учесть, что большинство этих людей ни о чем не подозревало, многие не были даже арестованы, жили дома, а в это время поступал донос, дескать такой-то там-то, ну скажем, непочтительно отозвался о великом Изии. В отделе писем…
— А что это за отдел? — поинтересовался Ила Лес. — В штате Охраны как будто нет такого.
— Нет, — отозвался Маран хмуро. — Это отдел писем Правления.
— Так я и думал. А ведь этот отдел был создан когда-то по инициативе Рона Льва… Разумеется, не для коллекционирования доносов, а для прямой связи с народом.
— Это ты хорошо выразился. Коллекционирование доносов. Именно этим и занимались в отделе, — мрачно сказал Серт. — На многих списках стоит гриф «отдел писем» и номер с пояснением соответственно закону о государственных преступлениях. Например, номер три — попытка свержения власти, номер пять — злопыхательство по адресу членов Правления и тому подобное. Такой список, составленный на основании письменных доносов, поступал членам высшего Суда, и те подмахивали сей документ по номеру… четыре — пожизненное заключение, три — смертная казнь и так далее. Потом готовые списки — конечно, уже без подписей! — вручались Начальнику Охраны, в его личном подчинении находилась особая группа по приведению приговоров в исполнение…
— Я не понял, — вмешался молодой могучий мужчина с дерзко красивым лицом. — Эти доносы не проверялись?
— Нет.
— А если они были лживые?
— Неважно.
— Но ведь они могли быть просто средством сведения счетов, продуктом деятельности всяких завистников, ревнивцев, карьеристов, да мало ли кого! Может, моему соседу нравится моя кастрюля для супа, и он напишет на меня донос, чтобы лишить кастрюлю хозяина…
— И так бывало.
— Но это же безумие!
— А ты думал, Дае, что Правление — средоточие разума? — спросил Маран иронически.
Дае!.. Дан с интересом всмотрелся в лицо ученого.
— Посмотрите, что получается, — продолжил тот, не отвечая на реплику Марана. — Сколько их было всего, пятеро? Значит, на каждого приходится по семь с половиной тысяч только смертных приговоров. Вы можете вообразить себе бандита, убийцу, совершившего убийство семи с половиной тысяч человек?
— Твоя арифметика не совсем точна, — заметил Серт Гала. — Из почти тридцати восьми тысяч больше двадцати приходится на Изия, он подписал эти приговоры один или вместе с Лайвой.
— Довольно! — нетерпеливо сказал высокий старик, сидящий рядом с Илой Лесом. — Что ты собираешься со всем этим делать, Маран?
Наступила сосредоточенная тишина. Дан слышал, как кто-то за его спиной наливал себе карну — видимо, трясущейся рукой, до него донеслось неровное звяканье горлышка о чашку.
— Я хотел бы сначала выслушать ваши предложения.
— А что тут можно предложить? — бросил тот же молодой парень. — Арестовать и судить, вот и все.
— Кого? — с сомнением сказал его сосед. — Всех пятерых?.. простите, четверых?
Градом посыпались реплики.
— Конечно, всех четверых.
— Судить и расстрелять!
— Ну уж и расстрелять… Они все-таки члены Правления.
— Тем более! Разве звание члена Правления освобождает от ответственности за совершенные преступления?
— Я согласен со Сватой, тут действительно не о чем говорить, все ясно. Но встает другой вопрос — а остальные? Ведь тридцать восемь, пусть сорок тысяч — это меньше одной пятидесятой двух с половиной миллионов. В стране действовали сотни судов, приговаривавших людей к смерти по смехотворным обвинениям.
— Да, но не суды приняли закон о государственных преступлениях…
— А ложные обвинения, сфабрированные доказательства, подложные улики?
— Надо расследовать деятельность Охраны, всех этих ее особых групп, спецотдела…
Дану показалось, что он ослышался, но нет. В комнате сразу воцарилась гнетущая тишина. Дан вдруг вспомнил страшно далекий эпизод под Вагрой — Маран и вокруг крестьяне… Странно, почему ему пришла на ум эта сцена, в сегодняшних лицах не было враждебности, скорее, смущение…
— Группа Серта Гала закончила работу по расследованию деятельности Высшего Суда четыре дня назад, — ровным голосом сказал Маран. — Два дня назад она получила новое задание. Серт…
Серт Гала вынул из нагрудного кармана сложенный лист бумаги, развернул его и громко прочел:
«Серту Гала в Малом дворце Расти. Немедленно приступить к расследованию деятельности Охраны, в первую очередь, работы особых групп и спецотдела. Глава Лиги, подпись, место, дата».
— Если кого-нибудь не устраивает Серт Гала, предложите другую кандидатуру, — голос Марана звучал так спокойно, словно речь шла о какой-то академической проблеме. — Есть возражения против Серта? Нет? В таком случае, вернемся к Высшему Суду.
— Мы ведь уже пришли к решению: арестовать и судить.
Маран покачал головой.
— Я не могу их арестовать.
— Почему?
— Не имею права. По Уставу вопрос об аресте члена Правления может быть решен только Большим Собранием.
— Чепуха. Разве когда Изий арестовал Мауро Тона и прочих, он запрашивал Большое Собрание?
— Так то Изий, — сказал Маран холодно.
— Ну и что? То, что смел делать Изий, можешь посметь и ты.
— Дело не в смелости.
— А в чем?
— Вы хотите, чтобы я стал продолжателем Изиевых традиций?
— Ты перебарщиваешь, Маран, — сказал сердито Ила Лес. — Арестовать этих палачей — святое дело, ради него можно переступить букву закона.
— Первую букву, потом вторую, десятую, сотую, а потом мы будем удивляться тому, что беззаконие стало нормой жизни.
— Есть случаи, когда необходимо и нарушить закон, и применить насилие.
— Неужели ты не пресытился насилием, Ила? Четырнадцать из двадцати лет своего существования Лига практиковала насилие — при Роне Льве ограниченное, при Изии безграничное. Не хватит?
