Алла Марковская - Волны. Сэнп
Самогон мало что имел специфичный запах, но и вкус у него был ядреный, в голове, казалось, лопнуло несколько мыльных пузырей.
Песня, баллада, песня, шуточная песенка, распевная легенда. Самогон из бутыли убывал, глаза рыжей певуньи сверкали, но язык не заплетался, хотя аккорды она уже путала. Гэл забыл, что он ханжа, у него появился азарт. Шляпа с пером, сдернутая с головы одного из слушателей, все крепче прижималась к столу тяжестью брошенных туда монет. Монеты достанутся победителю песенной дуэли.
Песня, песенка, баллада — рыжая певунья великодушно бросила Гэлу свою лютню, он выпил очередной стакан и запел короткую песню о солдате, который вернулся домой… Девушка выпила стакан, забрала свою лютню, начала петь веселую песню о третьем сыне, заблудившемся в лесу и встретившем фею, но перепутала слова и даже звуки, да так что герои ее песни поменялись местами. Чем громче и разнузданней пели и говорили опьяневшие менестрели, тем внимательней и тише вели себя завороженные зрители.
А когда огромная бутыль опустела наполовину, Седой ухмыльнулся и незаметно подморгнул Рыжей. Та выпила стакан, сразу же налила Гэлу. Когда Гэл выпил, она начала петь, и он подхватил куплет. Зрители зааплодировали, загалдели, засмеялись, начали подходить к столу и снова бросать монеты в шляпу. Может быть, в ином случае ничья бы разочаровала, да сегодня зрителям понравились оба менестреля. Седой посчитал, что спектакль удался и заработок был отличным. Оставшийся самогон пили вместе. Данэталл пригласил Гэла поужинать с труппой.
Старик Нар принес копченое мясо и соленые овощи на закуску, потом вареные овощи и тушеные овощи, лепешки и печеный хлеб. Голодные, быстро опьяневшие актеры набросились на еду. Гэл сначала сходил на кухню, проверил, где спит его сын. Оказалось — в комнатке служанки, Гэл присел возле спящего сына и укрыл его одеялом, малыш даже не проснулся.
Когда калтокиец вернулся к столу, Данэталл сидел, подобрав под себя ногу, и играл на его лютне что-то грустное и весьма нестройное. Во рту у него была курительная трубка, табачный дым расползался по комнате. Гэл сел за стол, взял кусок мяса и хлеб, в голове бурлил самогон, мешая сосредоточиться, а ведь нужно еще деньги поделить. Рыжая немного проспалась, встала, шатаясь, выпила еще один стакан самогона, сказала, что за Гэла (это, наверно, был тост). Затем подхватила опьяневшую, грустную до слез блондинку, и они удалились, как шутила рыжая, в опочивальню. Дуэнья поплелась следом, поддерживая обеих девушек. Усатый проводил блондинку тоскливым взглядом, но продолжал сидеть за столом. Толстячок спал за столом, и никто не рискнул бы его поднимать. Молодая пара исчезла еще вначале ужина, едва только закусив.
Данэталл положил лютню, внимательно посмотрел на Гэла, протянул ему табак в мешочке и трубку, спросил:
— Не хочешь ли ты поработать в моей труппе?
Гэл изобразил задумчивость, набил табаком трубку, неумело, но настойчиво, поджег свечой, затянулся. Чистый табак без фабричных примесей стоил возни с курительной трубкой. Но собеседник ждал ответа и Гэл задал встречный вопрос:
— Все зависит от того, куда вы идете…
— Мы идем в столицу нашей империи, — улыбнулся Данэталл.
— В какой она стороне? — Гэл понимал, что житель государства всегда должен знать, в какой стороне столица, но, с другой стороны, он никому не говорил, что он местный. А если он пойдет с труппой, то Данэталл, да и остальные актеры все равно поймут, что он не знает ни дорог, ни обычаев.
Седой поскреб затылок, лоб и, хитро улыбнувшись, пробубнил, не вынимая трубки изо рта:
— Странный ты парень… ну да ладно, мы в ту сторону идем, — он показал направление, в котором шел Гэл.
Гэл уже не удивлялся совпадениям, он и не мог удивляться, слишком опьянел, только рассмеялся и кивнул головой, снова затянулся дымом, выдохнул и ответил:
— Я иду с вами. Но сначала я хочу получить свою долю за сегодняшний спектакль.
Данэталл разлил последние капли самогона между собой и Гэлом, его усатый напарник отказался, встал и протянул руку Гэлу:
— Я рад, что столь талантливый молодой человек согласился разделить с нами тяготы актерских дорог, доброй ночи, — пожал Гэлу руку и ушел спать.
Данэталл усмехнулся:
— За то и выпьем. С хозяином я расплачусь сам, ты свою долю получишь завтра вечером после спектакля. И поменьше кури, голос испортишь.
Калтокиец пожал плечами, знал бы Даннэтал, что он отказался когда-то от карьеры оперного певца за свободу делать что хочется…
Утром Данэталл нашел нового актера на кухне в комнатке служанки, хозяйка комнатки сбежала спать к подруге. Директор бродячего театра разбудил менестреля, увидел ребенка, удивился:
— Это что за малыш?
Гэл спросонья да похмелья не понимал, что хочет от него этот человек, потом вспомнил и дуэль, и разговор, сел, приглаживая волосы, ответил:
— Мой сын.
— Ты не говорил, что у тебя ребенок, причем такой маленький, разве можно такого таскать с собой по дорогам?
— Ребенок останется со мной, даже если вы откажетесь от вашего предложения.
— И ты не сказал, что у тебя два коня. Нар содрал с меня все, что тебе причиталось.
— И за дуэль тоже? — недоверчиво спросил Гэл.
— Ну, ничего вечером заработаешь. Вставай, будем готовить сцену и рассказывать тебе твою роль в нашем спектакле.
— Я плохой актер.
— Твое дело играть на лютне и петь. Я тебе все объясню. Вставай. Я разбужу девок, они посмотрят за твоим ребенком. Тоже мне, мало было забот, так еще ты подкинул.
Данэталл вышел, в дверях остановился:
— Я жду тебя во дворе.
Гэл завел сына в комнату женщин, сонные, они не сразу поняли, что от них хочет новый менестрель. Дуэнья сообразила быстрее других, забрала Айрэ в комнату, пообещала покормить и присмотреть за ребенком, закрыла дверь. Гэл говорил спасибо уже в запертую дверь.
Рыжая с умилением знакомилась с малышом, сразу взялась быль опекуном и заботливой няней, блондинка обещала помогать. Дуэнья посоветовала, чем нужно ребенка кормить, а молоденькая Паль нашла в своей дорожной сумке несколько игрушек и начала играть с ребенком, сама еще ребенок.
На рыночной площади сразу у ворот харчевни сооружали помост, используя старые доски, которые хранились в сарае у старика Нара. Гэл с больной головой удивлялся смертным, как они после такой ночи могут так резво работать. Оказалось, они с утра опохмелились, распечатав второй бутыль.
Работали в основном Седой Данэталл, Усатый Дарго и толстяк Бактрис. Молодой меланхолик, герой-любовник Улист пребывал в мечтах, у него все выпадало из рук, последней каплей был молоток, который как-то самовольно и очень больно ударил его по мизинцу ноги. Улист заверял, что палец теперь сломан и он не сможет вечером танцевать. Седой его послал… к бабам…. к Дуэнье… лечить палец.
