Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1997 № 01-02
Впрочем, вероятнее, что это русские оказали на скандинавов более сильное влияние, а не наоборот. Здесь можно упомянуть такую, казалось бы, незначительную деталь: некоторых из самых великих королей Дании звали Вальдемарами, что само по себе является не чем иным, как искаженным именем Владимир.
И затем также существует целая проблема «эзиров», как их называли скандинавы, или «ансов», как еще раньше их называли готы — т. е. скандинавских богов. Все знают легенды об Одине, Торе, но в этих мифах, так же как и в других, заключена более сложная история. Собственно, существовали два рода богов — эзиры и ваниры. Последние были богами плодородия, любви и моря. Некогда между двумя родами богов разгорелась война. Ни одна из сторон не могла одолеть другую, они договорились, в конце концов, жить вместе в мире и согласии. (Хотелось бы, чтобы люди XX века научились поступать столь же разумно.) Принято считать, что это отражает процесс частичного вытеснения исконных хтонических богов воинственными богами индоевропейских завоевателей около 1800 лет до н. э., которые принесли с собой свой пантеон, в котором главными были мужские божества неба, огня и войны.
Возможно. Но существует еще одна теория. Такие средневековые историки, как датчанин Саксон Грамматик и исландец Снорри Стурлусон, будучи христианами, не могли признать древних богов настоящими богами. Но в то же время они не отрицали реальности их существования. Вместо этого они говорили, что Один, Тор и другие были в далеком прошлом вождями племен, и позднее им стали поклоняться как богам. Снорри рассказывает об этом подробно. Он утверждает, что изначально территория Асгарда находилась на юге России неподалеку от Крыма, там же был Танаквизл, или по-другому Ванаквизл — родина ваниров. Эти два народа воевали, заключили мир, и к началу нашей эры переселились на север, чтобы не попасть во власть Римской империи. Дойдя до Скандинавии, они утвердили свое господство, обучили людей ремеслам. После их смерти им начали поклоняться.
Как вам известно, на этой территории существовала греческая колония, носившая название Танаис, там жили народы «ансаланы», которых называли также «анзами». (К тому же одна из этих народностей называла себя «рукх-анза», т. е. Великолепными Аланами; было высказано предположение, что от них и пошло название «Русь».) В I веке до н. э. некоторые из аланов попытались завоевать Крым, но были разбиты Диофантом — военачальником, посланным в те места Митридатом, царем Понта. А через несколько лет сам Митридат был покорен римлянами.
Я развил гипотезу, согласно которой часть народа рукх-анза, к которым присоединилась в поисках приключений часть греков из Танаиса, на самом деле отошли к северу, чтобы избегнуть римского завоевания. Они, конечно, многое могли дать скандинавам, включая рунический алфавит (греческого происхождения) и более развитые формы общественного и военного устройства. Там они встретились бы с совсем незначительным сопротивлением, так как Северная Европа переживала в то время длительный период тяжелых погодных условий, и поэтому многим пришлось податься в чужие края, (скажем, народ кимбри, который примерно в 100 г. до н. э. пытался завоевать Италию). Многие другие черты ранней скандинавской культуры таковы, что вполне могли бы иметь русское происхождение, к примеру, традиция жертвоприношения лошадей.
В этой связи меня заинтересовало Ваше замечание по поводу влияния Ирана на древнюю Русь. Не кажется ли Вам, что скандинавская мифология, рассказывающая о Валгалле и неизбежном конце мира в битве между богами и демонами, похожа на далекое эхо митраической религии?
Но все это происходило еще задолго до времен нашего старого доброго Харальда Норвежского. Я был очень удивлен, когда узнал, что его считают едва ли не народным героем в России тоже. Доказательством этого служит процитированный вами отрывок из действительно замечательной баллады графа Толстого, описывающей Харальда.
Мне бы хотелось когда-нибудь (к тому времени, когда я овладею Вашим языком) познакомиться с этой балладой целиком.
Вам, может быть, будет интересно узнать, что еще раньше брат-полукровка Харальда Олаф, будучи королем Норвегии, был выслан из страны в результате народного бунта (так как он, желая христианизировать свой народ, пользовался для этого слишком жестокими способами.) Он нашел прибежище у Ярослава, а женой Ярослава была Ингигерда — дочь шведского короля.
Олаф и Ингигерда были когда-то обручены, но из-за ссоры с ее отцом свадьба не состоялась, и Ингигерда вышла замуж за Ярослава. Очевидно, именно она позаботилась о том, чтобы Олафу оказали хороший прием, когда он попросил убежища. (Хотя мне кажется, что Ярослав сам был не прочь приютить Олафа, принимая во внимание, что тот сможет понадобиться ему в качестве противовеса силе датского короля Кнута, который в то время стал и королем Норвегии и, возможно, попытался бы завоевать также Балтику.) По-видимому, Олаф и Ингигерда все еще Испытывали друг к другу нежные чувства. По крайней мере, в саге говорится, что однажды вечером Олаф стоял на холме и увидел ее, как она в сопровождении дам проезжала на коне мимо него, склонив голову и с поблекшим лицом. Тогда он написал это, как мне кажется, очень красивое стихотворение, которое я попытался перевести на английский.
С холма я взглядом провожал далеких всадников,
в их веренице всех грациозней моя милая.
Глаза сияли, меня лишая надежды горестной.
Что ж, все печали на нас ложатся лишь по заслугам.
На родине в благодатные дни,
раскинув высоко над землями ярла
зеленые ветви свои, стояли деревья.
Но время прошло, и вскоре их листья
поникли безропотно, поблекли в безмолвии.
Лишь золотой венок украшает сейчас
голову Ингигерды.
(В переводе стихотворения я сохранил аллитерацию, но упростил сложные риторические фигуры, встретившиеся в древнескандинавском оригинале. Ярл — это земельный собственник, наподобие английского барона или, как мне кажется, русского боярина.)
Я не знаю, соглашаться или нет с Вашей негативной оценкой роли церковной культуры в Средние Века. В Западной Европе это была единственная, существовавшая тогда культура. По крайней мере, она ввела книжную традицию, благодаря ей возник, если и не факт, то идеал человеческого братства и равенства, она способствовала распространению классической учености. С другой стороны, она, конечно, оказала влияние на процесс подавления личной свободы, усугубила многие конфликты или даже на почве религиозного фанатизма породила их.
