Александр Зорич - Сезон оружия
ПТУР «Тайфун» состояла на вооружении «Эскадрона С».
Когда полковник Хованский стращал Змея-0 суперсекретностью «Эскадрона», он был не совсем прав. «Эскадрон С» был, вообще говоря, не совсем секретным подразделением. Жители Москвы знали его как Черный Спецназ.
Секретным было его истинное предназначение.
Секретным было и его истинное название – «Эскадрон С». Никто не назвал бы это название «политкорректным» и «конституционным».
Потому что «Эскадрон С» означало «Эскадрон Смерти».
«Эскадрон Смерти» был предназначен для уничтожения особо опасных преступников без суда и следствия. И для других, еще более деликатных операций.
Подчинялся «Эскадрон С» только личным приказам генерала Воронова. И более никому.
Локи моментально понял все. Он понял, что его блестящее прикрытие в виде мандата ЮНЕСКО больше не значит ничего.
Он понял, что его подставили. Либо Августин, либо Шельнова. Он понял, что настал смертный час организации «Снарк». Локи не понимал только одного – почему он все еще жив. Но раз уж он жив, значит, надо жить на полную катушку!
Его машина была по счету третьей.
Валюха успел затормозить, и они лишь слегка помяли капот. Локи, не раздумывая ни секунды, сорвал красную панель перед собой и ударил разом по всем кнопкам, которые скрывались под ней. Кнопок было четыре, и каждая из них предназначалась как раз для такого экстренного случая.
От нажатия первой на все фургоны поступило сообщение: «Боевая тревога».
Вой сирен, мерцание красных табло и звон тревожных зуммеров наводнили уцелевшие машины.
При нажатии второй кнопки откинулись неприметные лючки по периметру корпуса.
Оглушительный хлопок – и облака тяжелой аэрозоли, состоящей из силиконографитовых частиц, окутали его фургон. Это была маскировка.
Третья кнопка подняла над крышей фургона пусковую установку, которая выплюнула десяток мощных инфракрасных ловушек.
Невидимому наблюдателю вместо одного красного пятна от горячего мотора теперь виделись одиннадцать одинаковых моторов «МАЗа», разбросанных во все стороны.
И наконец, четвертая кнопка полностью перевела фургон в боевой режим. Произошло автоматическое расцепление тягача и прицепа.
Борта фургона сложились вчетверо, создавая вдоль его пола невысокий, но надежный броневой парапет. Над парапетом автоматически поднялись в полной готовности к стрельбе два пулемета и гранатомет «АГС-100».
«Может, еще обойдется», – с надеждой подумал Локи, натягивая противогаз – от этих свиней всего можно было ожидать.
Но не обошлось. Когда он, передергивая затвор «мистраля», соскочил на землю, на колонну уже пикировали шесть новых «Тайфунов».
3
Сон Августина был очень крепок. Так может спать только смертельно уставший человек. И когда в его удивительный, подаренный саамой сон ворвались приглушенные системой шумоподавления взрывы, Августин только снисходительно улыбнулся.
Он не сомневался в том, что его сознание продолжает нежиться в диковинной ереси сновидения, где он, крылатый змееныш… Августин перевернулся на другой бок.
И только когда Ксюша, отчаявшись разбудить его лаской, любезно попросила Алекса выстрелить у Августина над ухом, тот открыл глаза.
– Что за черт? – пробормотал он, не разлепляя век.
– Вставай! – разъяренной тигрицей прорычала Ксюша.
– Встаю, – пожал плечами Августин и снова уронил затылок на подушку, твердо намереваясь придавить еще минуток шестьсот-семьсот.
Шесть ПТУР «Тайфун» поразили свои цели почти одновременно. Со всех сторон на фургон обрушился грохот, по стенам застучали осколки, раздался чей-то душераздирающий вопль. Стены и потолок катастрофически вибрировали.
– О-о-о-о! – взвыл Августин, осознавший наконец, что уже не спит. – Это реальность, да?! – испуганно спросил он у Ксюши.
– Реальность, кретин! – ответила она и крепко поцеловала Августина.
Ну что ей можно было ответить?
– Я люблю тебя, лапа, – сквозь поцелуй промычал Августин.
У их ног вилял хвостом в меру озабоченный сэр Томас. К взрывам и стрельбе ему уже было не привыкать.
4
Из-за маскировочного пылевого тумана фургон Локи был поражен не очень точно. И не в самое уязвимое место. Оторвало задний мост, убило двух пулеметчиков, поспешно занимавших свои места по боевому расписанию, и запылали дополнительные топливные баки.
Всего этого Локи не видел все из-за того же маскировочного тумана.
Но он остался жив, и ничего больше его не интересовало. И Валюха, который подскочил к нему, ожидая приказаний, тоже был жив.
Локи, как никто другой, понимал, что сопротивление бессмысленно. Раз уж против них работает Черный Спецназ (уж очень знакомый почерк!) и раз уж им удалось раскрыть в безобидных наблюдателях ЮНЕСКО законспирированную организацию «Снарк», значит, дело проиграно.
О мести Августину и Ксюше, которые наверняка служили наводчиками Департамента Безопасности (но как, черт побери, им это удалось?!), Локи сейчас не думал. Об этом он подумает позже.
– Уходим, Валюха.
– Как же это, а? – Валюха был замечательным боевиком, преданным телохранителем и очень плохим политиком. – А ребята?
– Нет больше никаких ребят.
В графитовом тумане не было видно ни зги. Они почти на ощупь забрались обратно в тягач и стали медленно разворачиваться. Дорога впереди была загорожена упавшим «Катерпиллером». В Москве, впрочем, теперь им нечего было делать. Наоборот, Локи собирался убраться от Москвы как можно дальше.
5
На Окружном шоссе приземлились два брюхатых конвертоплана.
Из них высыпали люди в уже знакомой Августину черной форме и, даже не рассредоточиваясь, плотной группой побежали вперед. Туда, где догорал опрокинутый «Катерпиллер».
В кармане каждого черного спецназовца лежали четыре фотографии. Профиль и анфас двух человек. Женщина и мужчина. Этих нужно было взять живыми любой ценой. Редкое задание для «Эскадрона С».
Вслед за ними из чрева конвертопланов появились два небольших скоростных джипа модели «Серна». В одном джипе ехал генерал Воронов собственной персоной, второй был эскортным.
– Судьба полковника Шельновой была генералу глубоко небезразлична. Ксения Шельнова, несмотря на все свои неоспоримые оперативные и аналитические способности, по сей день ходила бы в капитанах, если бы не одно «но». Если бы генерал Воронов не был влюблен в нее странной волчьей любовью.
Он был достаточно умен, чтобы понимать степень неприступности своего объекта вожделения. И все же достаточно глуп, чтобы эту неприступность недооценивать.
