Джек Вэнс - Вист: Аластор 1716
— Быстрее, пошли! Помнишь меня? Мы встретились в лесу. Теперь — сюда, бегом!
Джантифф тащил девушку за руку, заставляя ее бежать — вдоль ручья, потом по пляжному песку к прибрежным скалам. У воды ведьма остановилась и стала упираться. Джантиффу пришлось силой затащить ее в прибой и провести по плечи в волнах, то и дело теряющую дно под ногами, метров пятьдесят параллельно берегу. На какое-то время они остановились, чтобы передохнуть. Джантифф напряженно следил за краем леса; девушка неподвижно смотрела на шипящие пеной, вздымающиеся и опадающие вокруг нее волны. Джантифф поднял ее на руки и с трудом выкарабкался на берег напротив своей хижины. Пинком отворив самодельную дверь, он усадил беглянку на скрипучий старый стул из кладовки Фариска:
— Посиди здесь, пока я не вернусь. По-моему… можно надеяться, что здесь тебя искать не станут. Ни в коем случае не показывайся снаружи. Сиди тихо!
Возвращаясь по пляжу к устью ручья, Джантифф подумал, что в последнем предостережении, скорее всего, не было необходимости — с тех пор, как он ее увидел, девушка ни разу не нарушила молчание.
Джантифф приближался к тому месту, где устье ручья пересекало песчаный берег. Из Сычового леса выходили три человека. Двое вели вурглей на поводках, третьим был Бувехлютер.
Вынюхивая следы молодой ведьмы, вургли задержались там, где она упала на колени, покрутились на месте и натянули поводки, устремившись к морю.
Бухлый не замедлил заметить Джантиффа:
— Эй, ты, как тебя! Где ведьмы? Мы их вспугнули и гнали к морю.
— Видел только одну, — с готовностью ответил Джантифф боязливым, подобострастным тоном. — Возвращаясь из города, я слышал, как тявкали вургли. Ведьма выбежала из леса, бросилась вон туда, а за ней вургли.
Джантифф протянул руку в направлении прибрежных скал, куда уже рвались гончие на поводках.
— Ты ее разглядел? — рявкнул Бухлый.
— Издали много не разглядишь, но ведьма была молодая, быстроногая. Малолетка, не иначе.
— Пошли, пошли! — заорал на своих спутников Бухлый. — Это она, я ее по всему лесу искал!
Вургли проследили путь беглянки до кромки прибоя, где они принялись бегать туда-сюда и обиженно повизгивать. Бухлый посмотрел по сторонам, пригляделся к морю, протянул руку вперед:
— Ага! Там что-то плавает. Труп!
— Это вургль, — мрачно заметил Дюссельбек. — Тысяча чертей![41] Ведьма утопила моего Дальбуша!
— А тогда где же малолетка? — ревел Бухлый. — Она что, сама утопилась? Эй, ты! — теперь он обращался к Джантиффу. — Что ты видел?
— Ведьму и вурглей. Ведьма подбежала к воде, вургли за ней. А потом она исчезла.
— И с ней мои добрые вургли! — воскликнул безутешный Дюссельбек. — Чтоб ее Паштола побрала! Ведьмы плавают под водой, как смоллоки!
Бухлый отпихнул Джантиффа в сторону и вернулся на лесную тропу. Другие охотники последовали за ним.
Джантифф видел, как они прошли вверх по берегу ручья к омуту, где обнаружили труп старшей ведьмы.
После непродолжительной приглушенной беседы охотники созвали вурглей и направились обратно в Балад. Их фигуры пропали в тенях, пестрящих последними проблесками бледно-лиловых закатных лучей.
Джантифф вернулся к своей хижине. Молодая ведьма продолжала сидеть там, где он ее оставил, бледная и неподвижная.
— Они ушли, — сообщил Джантифф. — Не беспокойся, здесь тебя никто не тронет. Хочешь есть?
Девушка не ответила — даже не шелохнулась. «Она в состоянии шока», — подумал Джантифф. Он развел огонь в очаге и повернул стул вместе с ведьмой поближе к огню:
— Давай-ка теперь согрейся. Я сварю суп. А еще у нас будут перцебы с луком, жареные на растительном масле!
Девушка смотрела на пламя, как завороженная. Через некоторое время она медленно вытянула руки, повернув ладони к огню. Джантифф, готовивший ужин, краем глаза наблюдал за ней. Лицо ее, больше не искаженное ужасом, осунулось и поблекло. Сколько ей было лет? Насколько мог судить Джантифф, она была моложе его, но ребенком ее назвать нельзя было: небольшие груди уже приобрели округлость, а бедра, стройные и не слишком широкие, придавали фигуре несомненную женственность. Джантифф решил, что небольшой рост и некоторая хрупкость телосложения были свойственны ей от рождения. Он довольно долго возился, но в конце концов подал лучший ужин, возможный с учетом его ограниченных ресурсов.
Девушка не отказалась от угощения и ела без всякого смущения, хотя и немного. Время от времени Джантифф пытался завязать с ней разговор:
— Ну, вот и хорошо! Теперь ты чувствуешь себя получше?
Никакого ответа.
— Хочешь еще супа? А вот, смотри — отборный перцеб!
Снова молчание. Когда Джантифф попробовал предложить беглянке вторую порцию перцебов, она просто отодвинула миску.
По мнению Джантиффа, ее поведение напоминало повадки глухонемых. Тем не менее, что-то в ее внешности заставляло его сомневаться в ее неспособности говорить. Может быть, она не понимала ойкуменический язык и говорила только на местном наречии? Но эта гипотеза казалась еще более безосновательной: на поляне у хижины дорожных рабочих ведуны тоже будто воды в рот набрали.
— Меня зовут Джантифф Рэйвенсрок. А тебя? — Молчание.
— Ну ладно. Придется придумать тебе имя. Тебе понравится, если я буду звать тебя Киской? Наверное, нет. Пикабу-Тикабу? Тоже нет? Валерианкой? Придумал: Джиллиана![42] Тебе подошло бы называться Джиллианой. Хорошо, шутки в сторону. Наречем тебя Искрианой, потому что у тебя блестящие волосы и ногти отливают золотом. Отныне ты — Искриана.
Но «Искриана» не отзывалась на новое имя. Девушка-ведьма сидела и смотрела на пляшущие языки огня, наклонившись и сложив руки на коленях. Вскоре Джантифф заметил, что она плачет.
— Ну, ну! Не надо так огорчаться, слезы ничему не помогут. Конечно, тебе пришлось пережить много неприятностей…
Джантифф замялся и замолчал. Как он мог ее утешить? В лесном омуте, судя по всему, умерла страшной смертью ее мать. В самом деле, самообладанию девушки можно было только позавидовать! Джантифф опустился перед ней на колени и осторожно погладил ее по голове. Ведьма не обращала на него никакого внимания, и Джантифф оставил ее наедине с ее мыслями.
Огонь в очаге догорал. Джантифф вышел, чтобы собрать дров и осмотреться. Давно стемнело. Когда Джантифф вернулся с охапкой валежника, Искриана — так уж он решил ее величать — лежала лицом вниз на сырой земле. Джантифф постоял, посмотрел на нее, потом сложил дрова в угол, нагнулся и довольно-таки неуклюже перенес девушку на постель. Она продолжала лежать с закрытыми глазами — вялая, безразличная ко всему. Джантифф мрачно подложил в очаг три полена посырее и стащил с себя ботинки. Почесав в затылке, он с нарочитой деловитостью снял со ступней Искрианы плетеные сандалии, отметив при этом, что на пальцах ног ногти молодой ведьмы тоже отливали золотом. Маникюр и педикюр: странное тщеславие для лесной дикарки! Возможно, символ касты, общественного положения в племени? Или просто традиционное украшение? Джантифф лег на охапку листьев рядом с девушкой и натянул на нее и на себя старое рваное одеяло, тоже экспроприированное в сарае Фариска. Долго еще он лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к звукам ночи — пока ровное тихое дыхание девушки не убедило его в том, что она наконец заснула.
