Филип Дик - Мы вас построим
И с этими словами доктор в своих голубых трусах и папочкой под мышкой снова удалился в гущу пара. На этом мое первое собеседование с психиатром Касанинской клиники было завершено.
Как-то после обеда меня привели в большую чистую комнату, где уже дожидались два доктора и несколько медсестер. Меня уложили на стол, обтянутый кожей, привязали ремнями и ввели внутривенно галюциногенный препарат. Мои наблюдатели, по виду уже уставшие, но все же внимательные и дружелюбные, стояли рядом и ждали. Ждал и я — босой, одетый в больничный халат, с вытянутыми, прикрученными к столу руками.
Прошло несколько минут, и наркотик начал действовать. Мне пригрезилось, что я сижу на скамейке в парке Джека Лондона, прямо в центре Окленда, штат Калифорния. Рядом со мной сидит Прис и кормит крошками целую стаю сизых голубей. Она одета в свои бриджи «капри», зеленый свитер с высоким воротником, волосы повязаны красной клетчатой банданой. Прис настолько поглощена своим занятием, что абсолютно меня не замечает.
— Эй, — зову я.
Прис оборачивается и спокойно произносит:
— Черт тебя побери, Луис. Я же велела тебе сидеть тихо. Если ты будешь болтать, то распугаешь всех голубей, и они перелетят вон к тому старику!
Действительно, неподалеку от нас на скамеечке сидит улыбающийся доктор Шедд с полным пакетом хлебных крошек. Таким хитрым образом мое сознание инкорпорировало присутствующего в комнате доктора в мои грезы.
— Прис, — тихо говорю я, — мне надо поговорить с тобой.
— Еще чего! — У нее холодный, отчужденный тон. — Может, тебе и нужно, но не мне. Ты об этом не подумал?
— Подумал, — обречено сказал я.
— Непохоже. Лучше помолчи! И знаешь: я вполне счастлива и довольна, занимаясь тем, что ты видишь. — Она снова вернулась к своим птицам.
— Прис, ты любишь меня? — спросил я.
— О, боже! Конечно, нет!
Но я-то чувствовал, что это неправда.
Мы еще какое-то время посидели на скамейке, а затем парк, скамейка и Прис исчезли, и я снова обнаружил, что лежу привязанный на столе, под наблюдением доктора Шедда и уставших сестер из Касанинской клиники.
Теперь все прошло значительно лучше, — заметил доктор, пока они меня освобождали.
— Лучше, чем что?
— Чем в два предыдущих раза.
Я не мог припомнить предыдущих разов, о чем и сказал Шедду.
— Ничего удивительного, — улыбнулся доктор. — Ведь они были безуспешными. Ваш мир фантазии не удалось активировать — вы просто заснули. Но теперь, думаю, каждая новая попытка будет давать результаты.
Они вернули меня в мою комнату. На следующее утро я снова пришел в кабинет терапии, чтоб продолжить свое путешествие в фуговый мир фантазии, провести отведенный мне час с Прис.
После того, как меня привязали, показался доктор Шедд и радостно приветствовал меня:
— Розен, я собираюсь испробовать вас в групповой терапии, это должно усилить эффект того, что мы делаем. Вы понимаете, в чем заключается групповая терапия? Вам надлежит выйти со своими проблемами в общество ваших товарищей, обсудить их с другими больными… вы будете слушать, как они обсуждают вас. Это поможет вам уяснить причины отклонений в вашем мышлении. Не волнуйтесь, все будет происходить в неформальной, дружелюбной атмосфере. И, безусловно, окажется чрезвычайно полезно для вас.
— Отлично. — На самом деле, я давно уже ощущал одиночество здесь, в клинике.
— У вас есть возражения против того, чтоб группа обсуждала данные ваших фуговых переживаний?
— Господи, нет, конечно. С чего бы?
— Материалы наших экспериментов будут записываться на окисную пленку и заранее предоставляться группе перед каждым занятием. Вы ведь были предупреждены, что мы записываем ваши фуги для аналитических целей? С вашего разрешения мы используем эти данные на наших групповых сессиях.
— Безусловно, я даю такое разрешение, — сказал я. — Я не возражаю, чтобы мои товарищи ознакомились с содержанием моих фантазий, особенно если они смогут помочь мне.
— Думаю, в целом мире не найти людей, которые бы больше стремились к этому, — заверил меня доктор Шедд.
После этого последовала положенная инъекция галлюциногена, и я снова соскользнул в очередную, строго контролируемую фугу.
Я сидел за рулем своего «шевроле», в плотном потоке машин возвращаясь домой в конце трудового дня. Голос по радио объявил о пробке где-то впереди на дороге.
— Беспорядок, смятение или хаос, — вещал он. — Я буду сопровождать вас повсюду.
Спасибо, — громко поблагодарил я.
На соседнем сидении Прис резко пошевелилась и сказала с раздражением:
— Ты всегда разговариваешь с радио? Это плохой признак. Я всегда подозревала, что твое психическое здоровье оставляет желать лучшего.
— Прис, — смиренно произнес я. — Что бы ты ни говорила, я все равно знаю: ты любишь меня. Разве ты не помнишь, как мы были с тобою вместе в Сиэтле, в квартире Колин Нилд?
— Нет.
— Ты забыла, как мы занимались любовью?
— Ох, — в голосе ее слышалось отвращение.
— Я знаю: ты любишь меня, независимо от того, что говоришь.
— Если ты собираешься продолжать в то же духе, то я лучше
выйду прямо сейчас, на дороге. Меня тошнит от тебя.
— Прис, — спросил я, помолчав, — а почему мы едем вот так, вместе. Мы что, едем домой? Мы женаты?
— О, боже! — простонала она.
— Ответь мне, — попросил я, не отрывая глаз от грузовика передо мной.
Но Прис не ответила. Она скорчила гримаску и отодвинулась как можно дальше к двери.
— Мы женаты, — повторил я. — Я точно знаю.
Когда я вышел из своей фуги, доктор Шедд выглядел явно довольным.
— У вас наблюдается тенденция к прогрессу. Мне очень понравилось, что ваше регрессивное либидо несется вперед на машине, думаю, тут можно говорить об эффективном процессе внешнего очищения. — Он ободряюще похлопал меня по спине, как это раньше делал мой партнер Мори Рок.
Во время следующей моей контролируемой фуги Прис выглядела гораздо старше.
Стоял поздний вечер. Мы с ней медленно прогуливались по крупной железнодорожной станции в Шайене, штат Вайоминг. Прошли под сабвеем, по которому мчались грузовики, поднялись наверх на другой стороне и молча постояли. Я подумал, что ее лицо стало как-то более зрелым, что ли, как будто она повзрослела.
Прис определенно изменилась: слегка поправилась и стала заметно спокойнее.
— Скажи, — спросил я, — сколько мы уже женаты?
— А ты не знаешь?
— Так значит, мы все же женаты?
— Конечно, глупый. Неужто мы в грехе живем? Да что с тобой, в конце концов? Амнезия приключилась?
