Михаил Харитонов - Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Том I. Путь Базилио
Тем временем оживший Буратина времени даром не терял. Для начала он залез в столовскую мусорку и нажрался от пуза. Желудок бамбука был способен переваривать гвозди и пивные пробки, но даже сосед по палате, меланхолично-интеллигентный ёжик, смешно посвистывающий дырочкой-фистулой в правом боку, и тот начал морщиться и коситься - так у бамбука тащило изо рта гнилью. Брезгливое неприятие ежа было Буратине похинхинно, но на вечернем обходе на запашок обратил внимание и медбрат - и вызвал лечащего врача, который тут же отправил бамбука на промывание желудка. Тот попытался было сопротивляться принуждению силой. Появились санитары-гориллы, за пару минут упаковали развоевавшееся полено. После чего отломали ему нос и засунули в жопито, пообещав в следующий раз оприходовать его туда же детородными удами. Буратина понял, что выхода нет, и, понурившись, потопал в процедурную. Оттуда он вернулся светло-зелёным, как листочек кресс-салата. Застрявший в заднице обломок носа пришлось выдавливать из себя из себя буквально по миллиметру, под ехидный присвист ежиного бока.
Утром привезли нового пациента - томного синюшного суслика в оранжевом манкини с гульфиком на пуговицах. Суслик выглядел как тушло, но пах почему-то травой. Принюхавшись, Буратина различил какие-то странные ароматы - неизвестное дерево, сырую кожу, мускус, почему-то ваниль (Буратина нюхал ваниль раза два в жизни, но запах запомнил), какие-то цветы, - а потом с удивлением поймал родную бамбуковую нотку. Полез было здоровкаться с родичем, но суслик закатил глаза и сообщил, что к общению совершенно не расположен.
Суслик сказал неправду: в общении он нуждался. Каждые пять минут он нажимал на тревожную кнопку, а когда являлась дежурная медсестра, необычайно капризным голосом требовал себе всяческих непрейскурантных услуг - то какой-то диковинной смеси чаёв, то массажа пяток, то что- почитать ему вслух что-нибудь из пейзажной лирики, но только не Тютчева и не Фета. Сестра это почему-то терпела и отказывала почти вежливо, хотя хлещущий по бёдрам хвост и прижатые уши выдавали. В конце концов она вызвала лечащего врача, старую амфибию, которая и решила проблему, положив неугомонную зверушку под капельницу. Впрочем, и под капельницей суслик не унимался - ёрзал, принимал какие-то сомнительные позы и постоянно чесал у себя в гульфике. Буратина осторожно поинтересовался, нет ли там у суслика каких-нибудь насекомых - он слыхал, что на воле всякого можно нахвататься. Суслик аж позеленел от злости, но потом, видя простодушную физиономию деревяшкина, изволил сообщить, что никаких насекомых у него нет и быть не может, просто его бритые кумкваты обросли щетинкой, а выбрить их ему здесь отказались, чего он тоже не потерпит и так просто не оставит.
Буратина не знал, что такое кумкваты, но догадался по контексту, и предложил за две пачки маргарина услуги мудобрея.
- А вы обладаете необходимой квалификацией? - подозрительно спросил суслик, нервно сжимаясь.
- А я почём знаю? Себе нормально делаю вроде, - сказал деревяшкин и добавил подробностей о том, как он чистит себя от бамбучьей корки. На слове "мачете" суслик взвизгнул и потребовал, чтобы Буратина никогда и ни при каких обстоятельствах не прикалася к его телу. После чего снова начал терзать тревожную кнопку и требовать, чтобы ему сменили капельницу, хотя жидкости там оставалось никак не меньше половины. Медсестра, однако, и в самом деле сменила ёмкость. Видимо, в новой банке было какое-то снотворное: существо перестало гоношиться и залупаться, раззевалось, ну и, наконец, заснуло прямо на простыне - поглаживая себя во сне по рудиментарным сосочкам и кисленько попукивая.
Буратине ужасно захотелось суслика унизить. По-простому, по-вольерному: расстегнуть гульфик и дёрнуть за кумкваты, намазать ему пастьку соплями или ещё как-нибудь поглумиться. Но благоразумие победило: зверюшка вела себя как-то очень уж хозяевато, и при этом с ней все цацкались. Деревяшкин потумкал-потумкал и решил, что у суслика есть солидная крыша или толстая спина - ну то есть кто-то большой и сильный, кому тот может наябедничать и через то устроить своему обидчику неприятности. С этой безрадостной мыслью он провалился в сон.
Зато с утра Буратину нормально покормили. Суслик от больничной еды отказался, зато потребовал тёплое одеяло и получил его. Зверёк зарылся в него с головой и пропал из мира живых.
Неугомонный бамбук попытался было прогуляться. Дошёл до приёмного покоя, где попытался откусить лист от пальмы, пылящейся в кадке. Пальма оказалась из тряпки. Потом пристал к симпатичной медсестричке-ехидне, после чего долго выковыривал застрявшие в деликатных местах иголки. После этого вернулся в палату и скоротал время до обеда, играя с ежом в трик-трак. На стороне ежа был опыт, на стороне Буратины - фарт. В итоге Буратина выиграл у ежа весь маргарин на три дня вперёд.
Тем временем суслик отоспался, потянулся, сходил в санблок, и сразу же после этого вызвал медсестру и потребовал телефон. Когда ему принесли аппарат на длинном проводе, он принялся названивать в какую-то ресторацию, требуя, чтобы ему прислали и того и сего, и непременно серебряные ножи и ложки. Бамбук с ежом переглянулись и ощутили что-то вроде солидарности.
Суслик тем временем то ли почувствовал потребность в общении, то ли просто был в хорошем настроении - но, во всяком случае, закончив переговоры с ресторацией, он повернулся к бамбуку и ежу и поинтересовался:
- Апропо, вы читали мою последнюю колонку в "Gay-Queer"? - Не дождавшись внятного ответа, он вытянул из-под одеяла что-то бумажное, размалёванное, с огромными буквами G и Q на обложке, и протянул ежу царственным жестом. Тот, однако, польщён не был и даже смутился.
- Это, простите, что за издание? - наконец, выдавил из себя ёж.
- Что за издание? - суслик посмотрел на ежа с презрительным удивлением. - Это "Gay-Queer". Он же "Гульфик". Лучший журнал для А-самцов, которые интересуются собой.
- Для пидоров, что-ли? - простодушно спросил Буратина, поняв слово "интересуются" по-свойски.
Суслик посмотрел на него как на электорат, но сдержался, и даже снизошёл до объяснений. По его словам, подразумеваемое Буратиной личностное свойство многим читателям "G-Q" и в самом деле присуще, но в общем это не обязательно, так как даже некоторые натуралы иногда способны подняться над своей маловыразительной основой.
Тут в беседу вступил ёж, осторожно заметив, что подниматься над своей основой можно и нужно, но прежде всего в плане культуры, а не быта. Суслик встрепенулся и заявил, что поименованное ежом "бытом" и есть подлинная культура, без которой той культуры, которую подразумевает ёж, не существует. Ёж возразил на это что-то совсем вызамороченное, и они замкнулись друг на друге, оставив бамбука за бортом дискуссии. Тот какое-то время слушал, но из разговора понял только то, что суслика, оказывается, зовут Кокочка, с ударением на первое "о", и что он работает в этом самом "Гульфике" на должности бизнес-редактора. Что это такое, бамбук не понял. Более того, ему вдруг пришло в голову, что он, Буратина, в сущности говоря, очень мало знает о жизни за пределами Института - в отличие от того же суслика, который, несмотря на забавный вид и смешные манеры, неплохо в оной устроился. Мысль была в общем-то верной, но чрезвычайно обидной. Чтобы дальше её не думать, бамбук снова влез в разговор и спросил у суслика, как он попал в больничку и с чем.
