Жоэль Шарбонно - Испытание
– Я думала, ты хороший парень, Уилл.
– Я и есть хороший парень, – говорит он и смеется.
– Хорошие парни не убивают.
– Подумаешь – убийство! Это как охота на волков у нас в колонии. Прицелился, выстрелил – и проблема решена.
– Ты думаешь, это так просто? – От негодования я чувствую горечь во рту. – Разве блондинка, которую ты убил из арбалета, – животное? У нее была семья, друзья, люди, которые ее любили. Она пыталась выжить в этом экзамене, как и ты.
Я жду, что он будет оправдывать свои действия, объяснять их необходимость, рассказывать о своем горячем желании поступить в Университет. Вместо этого Уилл тихо произносит:
– Ее звали Нина. Она была из колонии Пьер. Одна из девушек, дошедших до финиша, училась с ней в одной школе.
– Нина… – Я вспоминаю про ее браслет в своем рюкзаке и радуюсь, что хоть что-то про нее узнала. То, что я знаю ее имя, не оживит ее, но для меня это важно.
Уилл кивает:
– А вообще-то ты права. Это непросто. Убивать-то легко, а вот жить с этим… – Он смотрит мимо меня и вздыхает. – Наверное, в этом и был весь смысл экзамена. Лидерам все время приходится убивать. Потом они учатся жить с принятыми ими решениями. Вот и я буду учиться жить с моими.
– Думаешь, мы сдавали четвертый экзамен для этого? Чтобы узнать, можем ли мы убивать и потом с этим жить?
Он пожимает плечами:
– Мы вот-вот это узнаем, правильно?
Я вспоминаю слова Стейши, такие близкие по смыслу к речам Уилла и даже д-ра Барнса, бесстрастно наблюдавшего, как тело Райм вынимают из петли. Он считал, что ее смерть – это к лучшему. Мне страшно, что Уилл может оказаться прав. Что все дело было в том, чтобы убивать и учиться с этим жить. Я тоже убивала и не должна беспокоиться, что не подойду по этим критериям. Но я больше не уверена, что стремлюсь стать лидером. Если для моей страны убийство ценится дороже сострадания, это не для меня.
Я замечаю у входа в столовую движение, поднимаю глаза и впервые за этот день улыбаюсь. Томас. Увидев Уилла, он сжимает челюсти, но к нам не торопится. Сначала он берет тарелку и накладывает на нее еду. Если Уилл не дурак, то не станет ждать Томаса и уйдет.
Уилл смотрит туда же, куда я, и стонет:
– Я должен был догадаться, что ты найдешь способ спасти его, как спасла меня. Учти, я вовсе не рад видеть его живым. Не обижайся. – Он наклоняется вперед: – Мне неприятно это говорить, но он все равно не заслуживает твоего доверия, Сия. И твоей любви. Черт… – Он оглядывает столовую, потом опять смотрит на меня: – Никому из нас нельзя доверять.
Не дожидаясь, пока Томас подойдет, Уилл встает, подмигивает мне напоследок и возвращается к своим друзьям.
Томас ставит свою тарелку рядом с моей, но не сводит глаз с Уилла:
– Чего ему надо?
Хороший вопрос. Не уверена, что у меня есть ответ. Но я пытаюсь ответить:
– Он хотел сказать, что рад, что я жива. А вот видеть тебя он не рад.
Томас улыбается:
– Ему можно посочувствовать, я ведь собираюсь жить долго.
– Лично я счастлива это слышать.
– Я надеялся, что ты это скажешь. – Он оглядывается на веселую компанию и спрашивает: – Ты готова к собеседованию?
Я слышу, как Уилл хохочет на весь зал, и думаю, не был ли он прав насчет того, чего ищут Испытатели. Отбрасывая сомнения, я отвечаю:
– Подумаешь, ответить на несколько вопросов! После всего, что было, это ерунда.
– Доброе утро. – Д-р Барнс улыбается нам со сцены лекционного зала. – Поздравляю сдавших все четыре экзамена. Не могу передать, как сильно мы впечатлены вашим умом, находчивостью и упорством. На четвертом экзамене вы смогли побывать за пределами своих возрожденных колоний и понять, какие вызовы ждут наших руководителей. Задачи, которые мы перед вами ставили, были тяжелыми, шансы на неудачу были велики, но так же тяжелы задачи и велики шансы на неудачу наших руководителей. Мы понимаем, какие высокие требования к вам предъявили, и очень рады, что большее число из вас, чем мы ожидали, покорило эту высоту.
Я думаю, как мало нас осталось по сравнению с тем, сколько было вначале. Просто дрожь пробирает при мысли о том, как мал был процент выживаемости в прежние годы, если д-р Барнс считает высоким этот.
– Конечно, всех вас волнует сегодняшнее собеседование. Рад вас успокоить: беседы будут короткими и относительно нетрудными. Вы уже доказали свой интеллект и умение мыслить стратегически, способность выживать в сложных условиях и решать проблемы, когда все складывается против вас. Мы знаем о вашей сообразительности. А теперь вы будете интересовать нас как личности. Мы станем спрашивать про вас самих, про семью, колонию, решения, которые вы принимали на Испытании. Просим быть честными и открытыми. Собственно, главное – будьте собой. Вы не сможете сказать ничего неправильного, кроме, разумеется, лжи. От наших лидеров мы, как члены Соединенного Содружества, ждем честности и прямоты. Сегодня мы просим о том же самом вас.
Я не могу не задуматься, как они будут добиваться выполнения этого правила и как накажут тех, кто покажется не вполне правдивым.
Но д-р Барнс уже перешел к дальнейшим инструкциям.
– С каждым из вас будет беседовать комиссия из пяти Испытателей. Собеседование не может тянуться дольше сорока пяти минут. Не стоит придавать специального значения этой цифре. Потом каждого из вас проводят в спальню, где вы будете ждать результатов. Предупреждаю, что на решение нам требуется много времени. Просим проявить терпение, потому что мы будем выбирать наилучших кандидатов для Университета. Некоторые из нас известны своим упрямством.
Последняя теплая улыбка напоследок.
– Всем удачи! С нетерпением жду работы со многими из вас в Университете в следующем году. Знаю, вместе мы свернем горы.
После ухода Барнса на сцену выходит седая женщина в кроваво-красном комбинезоне.
– Услышавший свое имя встает и выходит в коридор. Оттуда сотрудник проводит вас на собеседование. Виктор Джосслим!
Рыжий Вик вскакивает и выходит, повесив голову. Я замечаю, какой он исхудавший и бледный по сравнению с тем, каким был спустя неделю после начала четвертого экзамена. Он здорово изменился, как и все мы. Звучат имена, а я не выпускаю руку Томаса и думаю, что угадала причину, по которой Испытатели стирают нам память. Они запускают часы в обратную сторону, превращают нас в тех ребятишек-оптимистов, какими мы сюда заявились, воображающих, будто способны переделать мир.
Когда вызывают Томаса, он напрягается всем телом. На прощание я целую его в щеку, остаюсь одна и жду, пока прозвучит мое имя. И внезапно вспоминаю, что Томас унес обе таблетки, наш единственный шанс сохранить воспоминания об Испытании после собеседования. Остается одна надежда: что Испытатели позволят нам увидеться хотя бы разок до того, как наша память будет стерта. Если нет, то пусть Томас сам примет таблетки и помнит все за нас обоих.
