Станислав Михайлов - Эра воды
В этот момент мои руки коснулись дна. Вернее, склона. Я так увлекся мысленным разговором со своей выдуманной сущностью, так привык к однообразным, мною же запрограммированным движениям скафандра, что не обратил внимания, как перчатки уперлись в камень. Скафандр упорно продолжал грести, и я спешно остановил программу. Приехали.
Голое ложе ганимедийского моря показалось мне даже менее интересным, чем лунная пустыня. Ничего кроме скучных серых плит, стен, обломков и наплывов базальта. Архипелаг образовался быстро, поднялся над водой, в которую наши орбитальные зеркала превратили ледяной панцирь планеты. Вернее, отступила вода, ведь плотность льда существенно меньше, и один из грандиозных подводных хребтов выступил над поверхностью океана. Этого было достаточно для нарушения баланса давлений, начался тектонический подъем горного массива, кое-где набравшего высоту до нескольких километров. Кора во многих местах треснула, и лава хлынула из-под нее как кровь из пореза. На дне она застывала каменными подушками и ступенями, а на воздухе растекалась по большим площадям, заливая изломанные подземными силами пространства и сглаживая неровности. По знаменитым лавовым полям области Мариуса можно кататься на велосипеде без особого риска влететь в обломок скалы или в трещину. В это трудно поверить, если представлять себе Ганимед нагромождением скал (каковым он, положим, и является на большей части Архипелага).
Архипелаг довольно велик, его даже предлагали переименовать в континент, но старое название удержалось. К тому же, он имеет вытянутую форму и состоит из цепочки островов разного размера. На крупнейшем острове построили Ганимед-Сити, столицу, а на второй по величине сейчас карабкался я, срочно осваивая подводный альпинизм — науку, откровенно скажу, не из сложных.
Согласно карте, неподалеку находился старый тоннель станции номер два, имени Хендрикса. Мне удалось достичь склона совсем рядом с ним, только несколько ниже. Эти тоннели использовались на первых парах освоения планеты для приема океанических контейнеров, избегавших урагана за счет транспортировки под водой. Довольно быстро я вскарабкался по стене, это не составило никакого труда, и обнаружил вход — черную круглую дыру. Занятно, что под водой на Ганимеде видно намного лучше, чем на поверхности — нет ни дождя, ни тумана, достаточно включить прожектор и прозрачные глубины раскрываются на добрую сотню метров.
Посветив, я обнаружил страховочную штангу, ведущую вглубь тоннеля вдоль его левой стены. По идее, штанга должна светиться… Должна бы, если бы на второй станции была энергия. Вероятно, реактор взорван и все погибли. Очередная неудача каким-то особенно тяжелым камнем легла в мою душу, и без того едва барахтающуюся в море безнадежности.
Мрачно и упрямо я двинулся в темноту, подтягиваясь вдоль мертвой штанги. В свете прожектора мимо плыли однообразно-серые стены со следами горнопроходческих работ, одна за другой сменяли друг друга секции тоннеля. Наконец, он закончился, и шлем скафандра поднялся над водой, осветив просторный пустой ангар. Эта часть станции давно не использовалась, оставалось лишь надеяться, что отсюда можно подняться в жилые отсеки. Едва ли в них меня ждет что-нибудь хорошее… Но хотя бы в гараж: когда имеется шанс найти неповрежденный аэрокар, глупо им не воспользоваться. С аэрокаром я доберусь до Жанны за несколько часов. До нашей девятой станции. До места, где она была.
Стряхнув с себя тоску, я выбрался из воды и поскакал по ангару, оставляя на полу мокрые следы. Шаги гулко разносились в пустом помещении, эхом отражаясь от стены к стене. Лифты, разумеется, не работали, и дверь аварийной лестницы оказалась закрытой, но на то она и аварийная, чтобы предполагать ручное управление замком. Несмотря на нормальные показатели воздуха, скафандр я снимать не стал, лестница была достаточно широкой, чтобы подняться и так, а кто знает, что ждет наверху.
Интересно, хоть раз кто-нибудь воспользовался этой лестницей за все время существования станции Хендрикса? Нещадно грохоча металлом, я наматывал спирали вокруг лифтных шахт, неуклонно приближаясь к цели. Дважды сворачивал на промежуточные технические уровни, но они не были в эксплуатации уже лет сто. Вообще, все указывало на то, что сегмент от подводного тоннеля до самого верха заброшен очень давно… Я хлопнул себя по голове, перчатка стукнула в шлем. Конечно! В базе данных ведь есть описание станции Хендрикса, почему до сих пор я туда не заглянул? Остановившись прямо посреди подъема, я активировал карту и убедился, что основная часть построек — на поверхности, километрах в трех вглубь острова. К ним ведет старая дорога, пробитая в скалах. А здесь только заброшенные пустые склады, помеченные на карте как «законсервированные», бывшие жилые помещения и старые лаборатории. Наверняка тоже «законсервированные». Возможно, на складах верхнего уровня и хранится какой-нибудь хлам, который вымели из новой станции, но едва ли там найдется современный аэрокар.
По поводу же комплекса новых зданий меня терзали нехорошие предчувствия. Реактор там был того же типа, что и на станции Чандлера. И результата я ожидал аналогичного.
С грохотом открылась дверь. Вот и верхний уровень.
Пошарил лучом прожектора по пустому коридору, где-то в той стороне должен быть выход. Мое положение на карте — зеленая точка. Десяток шагов, поворот, дальше по прямой, снова поворот…
Прожектор выхватил из тьмы фигуру человека.
Он стоял прямо посреди коридора, прикрывшись от света рукой.
Мы замерли друг напротив друга.
— Выключите, пожалуйста! Вы ослепите меня.
Высокий мужской голос, какой-то скрипучий, но живой, безусловно, живой.
Я убавил мощность до минимума.
Никак особенно не представлял себе встречу с первым выжившим. Но так вот точно не пришло бы в голову представлять.
— Что там у вас происходит, черт возьми?! Вы обо мне забыли? Почему отключили энергию? Безобразие какое! Я буду жаловаться в Инспекцию.
В полутьме я разглядел высокого сухого мужчину с глубоко запавшими глазами и узкими, перекошенными губами. Он медленно подходил ко мне. Сенсоры не показывали ничего необычного: на первый взгляд, он был совершенно здоров и не фонил, то есть не побывал в зоне ядерного взрыва.
Мужчина тем временем подошел в упор, пристально, с ног до головы разглядел мой скафандр и протянул руку.
— Юджин Вайс, технолог-преобразователь, вторая станция имени Хендрикса. — Представился, наконец-то, по форме. — Простите мою нервозность, но столько дней в темноте…
— Пол Джефферсон, планетолог, спасатель категории Д. Позвольте, выберусь из скафандра… — Все, что я нашелся ему ответить и разгерметизировался. Воздух в коридоре оказался теплым и влажным, немного стеснял дыхание, но, в целом, я нашел его сносным.
Мы пожали руки.
— Юджин, позвольте мне вас так называть? И меня зовите Пол, хорошо? — Я вопросительно взглянул ему в глаза, и он кивнул. — Тут такое дело…
Он ждал продолжения, но мне никак не удавалось собраться с мыслями. И тогда я вывалил начистоту все, что знал. Что планета мертва, сесть на нее практически невозможно, мне одному удалось прорваться, что все базы, которые я пока находил, уничтожены, вероятнее всего, взрывами собственных реакторов, и что я, вообще-то, не особенно рассчитывал встретить хоть одного живого здесь, а искал только лишь аэрокар…
Технолог сел. Я уселся рядом, прямо на пол, прислонившись к стене спиной.
Он долго молчал.
— Так вот оно как… — Обронил он, наконец. — Вот чем тут тряхнуло… Выходит, я везунчик. Тут есть запасы провизии. Знаете, эти старые таблетки. Целые шкафы. Воздуха много. Закрыто герметично. Ведь всего-то заскочил проверить старый мультивибратор… Думал использовать его, пока…
Он не договорил. Снова в коридор вернулась тишина.
— Выходит, вы даже взлететь не можете? Ни взлететь, ни вызвать помощь?
Я отрицательно покачал головой.
— А зачем вам аэрокар?
Вайс с любопытством посмотрел на меня. Я отвел взгляд.
— Мне нужно на девятую станцию.
— Зачем? Оставайтесь здесь, мы продержимся еще несколько месяцев, наверняка за это время ситуация разрешится…
— Мне нужно на девятую, — устало повторил я. — Там Жанна.
Юджин сухо рассмеялся. Потом закашлялся, видимо, пытаясь подавить смех.
— Извините.
— Ничего.
— Нет, извините. Я понимаю… Вы понимаете? Она наверняка погибла.
Я посмотрел ему в глаза. В них было сочувствие. Этот человек, наоравший на меня при встрече, просидевший десятки дней в темноте, на чужой планете, в окружении смертоносной атмосферы за стеной, один, не понимая, что происходит — он сочувствовал мне. Поддавшись порыву, я обнял его за плечи.
— Юджин, — сказал ему я, — а если она жива?
