Евгений Прошкин - Слой
– Костя, дал бы ты нам поесть чего-нибудь…
– С пушкой, и голодные?
– Она у нас всего час. Говорю же, увязался один крендель.
Прежде, чем расстегнуть наручники, Константин долго и тяжело думал. В голове крутилось три варианта. Либо женщин снарядили опера, и цена их словам – плевок. Эта версия не годилась, так как Настя – та, что была его женой, при виде пистолета залезла бы под кровать. Да и ботинки солдатские ее одеть не заставишь. Как у нее ноги не потеют? На улице жара адская…
Второй вариант: менты ни при чем. В этом Костя почти не сомневался. Так сыграть нельзя, это надо собственной шкурой прочувствовать. Девчонок действительно перекинуло, но явиться они могли и с недоброй целью. С какой? Если хотели убить – возможность была. За деньгами? Да ну, чушь.
Оставался вариант номер три: они не врали. Не кривили душой. Просто пришли. Почему? А почему он искал сотника? Потому, что в одиночку невозможно, каким бы волком ты себя не мнил. Без стаи тебе хана.
Несмотря на недостаток женственности, в кухонном хозяйстве Настя разобралась довольно быстро. Выдернув нож из двери, она дочистила картошку и проинспектировала холодильник. В морозилке нашелся каменный кусок мяса, а в отделении для овощей – вялая луковица с пышной бородой и желтым стебельком на макушке. Настя сполоснула руки и принялась стряпать.
– Есть будешь? – Спросила она как-то по-старому, по-семейному.
– На четверых готовь, – сказал Константин.
– Ты, случайно, не бабу ждешь?
– Командира.
– Конечно. Ты всегда при ком-то. Слюнтяй ты, Костенька.
Людмила села в углу. Положив на стол лакированную сумочку, она заглянула в нее так, словно сумка была бездонной. Людмила последовательно извлекла из нее пачку «Вог“ с ментолом, пачку «Стиморол» и позолоченный «Ронсон». Следом за ними оттуда выполз хромированный кастет, не менее изящный, чем дамская зажигалка.
На вид Людмиле было тридцать – тридцать с небольшим. В отличие от простоватой Насти она производила впечатление классической стервы. Ее лоб закрывали тонкие смоляные локоны, а красивые губы постоянно двигались в какой-то таинственной полуулыбочке. И еще она не смотрела в глаза.
Людмила сделала три затяжки и щелчком отправила сигарету в окно.
– Вода горячая есть? Пойду помоюсь, – объявила она, и Костя поразился тому, с какой скоростью эти женщины осваивали чужое жизненное пространство.
– Ты правда это сделал? – Спросила через плечо Настя. – Что они о тебе говорят. Четырнадцать человек.
– Больше.
– Да-а… У нас ты был бы на троне.
– Заманчиво. А ты почему здесь?
– Не повезло.
– А эта вамп? Ей тоже не повезло?
– Вот сам у нее и узнаешь.
Косте послышались нотки ревности. Кажется, экс-благоверная полагала, что имеет на него права. Странно, но он тоже не считал ее посторонней. Вот ведь, психология! Были мужем и женой – никакого взаимопонимания. А сейчас разошлись, причем разошлись так, что дальше некуда, – и…
Что «и»? Мне еще с лесбиянкой спутаться не хватало, одернул себя Костя.
– Настя. Давай без дураков. Какого черта? Чего тебе от меня надо?
– Смысла, – невозмутимо сказала она, продолжая возиться со сковородкой.
– Ты за кого меня принимаешь? Пророки в соседней палате.
– У тебя началось намного раньше. И ты до сих пор не проглотил пулю. А следовало бы. Всем нам.
Она обернулась и почесала нос – этот жест Константин помнил хорошо.
– Как можно жить, если все, что было важным, оказалось фуфлом? – Сказала она. – Работа, подруги, сапоги… Хорошо хоть, детей не завели. И что дальше? Делать вид, что ничего не происходит?
– Придумать себе новое фуфло. Устраиваться как-то.
– Как ты? Как ты устроился, да? Четырнадцать человек. Больше. Они тебя доставали? Трогали? Нет. Значит, есть у тебя какая-то цель?
– Меня об этом уже спрашивали. Я ответил, что есть. Потом объяснил, какая именно.
– Ну?
– Теперь его квартира пустует.
Настя прочистила горло и отвернулась к плите.
– Цель у каждого своя, – изрек Константин. – Не будем смешивать водку с кефиром. Ешьте и отваливайте. Денег я подкину.
– И на том спасибо.
– А ствол не отдам.
– Подавись, он мокрый.
О прежней Насте можно было бы сказать, что она обиделась, но Настя нынешняя умела только злиться. Просить и плакать она не станет. Заточку в бок и кастетом по кумполу.
– Расскажи мне про ваши кланы. Что там у вас за ерунда? Прямо Сицилия…
– Итальянские кланы родовые, как на Кавказе, – проговорила Людмила, выходя из ванной. – А у нас – отраслевые. Мой контролирует добычу угля, Настин – легкую промышленность.
– Олигархи, что ли?
– У нас все олигархи.
– Что-то я не усеку вашей экономической системы.
– Система получше, чем здесь. У нас хоть старики по помойкам не таскаются. Мы о них заботимся.
– И кто вы в этих своих кланах?
– Бригадиры, – не без гордости ответила Настя.
– Значит, бригадир закройщиц и бригадир шахтеров. Компания…
– Ты, Костик, говоришь очень много, – заметила Людмила. – Можно бы и через раз.
– Он нас выгоняет, – равнодушно объявила Настя.
– Я и сама не останусь.
– Вот и славно. – Константин поднялся и пошел в комнату. Ему уже не терпелось избавиться от боевых подружек. Сделать это лучше было еще до прихода Петра. – Эй, слабый пол! Помогите мебель толкнуть!
Втроем они отодвинули неподъемный диван от стены и, пока Костя простукивал паркет, женщины сходили за тарелками.
– Есть на кухне – это плебейство, – заявила Людмила, включая телевизор.
– Там на сковородке, – сказала ему Настя. – Вам на двоих. С командиром.
– Спасибо.
– Тебе спасибо.
– На здоровьичко. – Константин бесцеремонно отобрал у нее вилку и поддел вставную паркетину.
В узкой прямоугольной нише покоились два плотных свертка.
– Во! – Оживилась Людмила. – Наш новый клоун.
По телевизору говорили о Нуркине.
– Сегодня утром новоиспеченный политик Владислав Нуркин в очередной раз шокировал общественность, – сообщил диктор. – На Комсомольской площади начал функционировать так называемый пункт моральной поддержки для лиц без определенного места жительства. Моральная поддержка заключалась в раздаче футболок с изображением Президента России в обмен на верхнюю одежду. При этом к каждой футболке помощники Нуркина прилагали одну бутылку водки. От желающих поменяться не было отбоя. Спустя несколько часов на Комсомольской площади и в ее окрестностях разгуливало около двухсот человек с портретами Президента на груди, а поскольку полученная в нагрузку водка, как правило, употреблялась немедленно, и из-за того, что большинство указанных лиц пренебрегает личной гигиеной…
