Майкл Муркок - Конец всех песен
Он встал коленями на постель, взял в руки ее голову и по целовал глаза. Она конвульсивно дернулась, и он подумал, что потревожил ее, пока не догадался, что она хочет освободиться от покрывала, обнять и прижать его руками, будто боясь упасть. Он обнял ее голые плечи, погладил щеку, испытывая ощущение одновременно неистовое и нежное - ощущение, которого никогда не испытывал раньше. Запах ее тела был теплым и сладким.
- Я люблю тебя, - сказал он.
- Я буду любить тебя вечность, мой дорогой, - ответила она. - Верь мне.
- Я верю.
Ее слова казались несколько странными, и старое предчувствие беды возникло и исчезло в нем. Он поцеловал ее. Она судорожно вздохнула, и ее руки оказались у него под блузой, он почувствовал ее ногти на своем теле. Джерек поцеловал ее в плечо. Она прижала его к себе.
- Это все, что я могу дать тебе... - казалось, она плакала.
Коснувшись кольца власти, он уничтожил свою одежду, вытирая слезы на ее глазах и целуя дрожащее плечо, пока, наконец, не откинул покрывало и не прижался к ней телом.
- Лампа, - сказала она.
Он заставил лампу исчезнуть, и они оказались в полной темноте.
- Всегда, Джерек...
- О, моя дорогая.
Она обняла его. Он коснулся ее талии.
- Вы так это делаете? - спросил он. - Или так?
Потом они любили друг друга и заснули в полноте чувств.
Солнце поднялось. Джерек почувствовал его на веках и улыбнулся. Наконец-то будущее с его неясностью и страхами было изгнано, ничто не разделяло их. Он повернулся, чтобы она была его первым зрелищем этого утра, но даже при движении предчувствие беды вернулось к нему. Ее не было в постели, которая хранила остатки ее тепла. Ее не было в комнате. Он понял, что ее нет и в доме.
- Амелия!
Значит вот что она решила. Он вспомнил ее рассказ о молодом человеке, который осмелился признаться в своей любви только когда знал, что никогда не увидит ее снова. Все его инстинкты говорили ему, с того момента у фонтана, что ее намерением было уступить своей викторианской совести, вернуться с Гарольдом Ундервудом в 1896 год и выполнить свой долг. Вот почему она так говорила с ним этой ночью. Как женщина, она всегда будет принадлежать ему, но как жена, она последует за своим мужем.
Он выскочил из постели, открыл окно и, обнаженным взлетел в небо. Каждое ощущение, каждая мысль повторилась в его голове, а воздух обжигал его тело скоростью полета. Он уже рассчитывал, как будет искать ее в Бромли.
Он достиг города. Город казался спящим - таким он был спокойным. И около края ямы, Джерек увидел большую открытую машину времени, хронобус. И на ее борту уже находились путешественники во времени, сам хозяин машины за рукоятками управления, полицейские, все в белых робах и со шлемами на головах, инспектор Спрингер, тоже в белом и в своей шляпе котелком, и Гарольд Ундервуд в пенсне, мерцавшем на раннем солнце. И он увидел Амелию в сером костюме, борющуюся со своим мужем. Затем очертания машины стали расплывчатыми, послышался резкий вскрик, и машина исчезла.
Джерек опустился на землю, спотыкаясь.
- Амелия, - он едва видел из-за слез на глазах, судорожно дыша и дрожа всем телом, его тело гулко билось.
Джерек услышал всхлипывание, и они не были его собственными. Он поднял голову.
Она лежала в черной пыли города, закрыв лицо руками, и плакала.
Наполовину уверенный что это ужасная иллюзия, просто воспоминание из памяти города, он приблизился к ней и опустился на колени рядом. Он коснулся ее серого рукава.
Она подняла на него глаза.
- О, Джерек, он сказал, что я больше ему не жена.
- Он говорил тоже самое прежде.
- Он назвал меня "нечистой". Он сказал, что мое присутствие запачкает высокую цель его миссии, что даже сейчас я соблазняю его... Он, он сказал много вещей. Он вытолкнул меня из машины. Он ненавидит меня.
- Он ненавидит здравый смысл, Амелия. Я думаю, это относится ко всем подобным людям. Он ненавидит правду. Вот почему он принимает приятную ложь. Ты была бы бесполезна ему.
- Я была полна решимости. Я любила тебя очень сильно и боролась с желанием остаться с тобой.
- Ты хотела стать мученицей в ответ на голос Бромли? По причине являющейся в лучшем случае глупой? - Джерек удивился своим словам, и было ясно, что удивил ее тоже.
- Этому миру, тоже нет никакой пользы от таких как я!
- Хотя ты любишь меня. Ты веришь мне?
- Я верю тебе. Джерек, но я не верю твоему окружению, твоему обществу - всему этому... - она оглянулась на город. - - Он ценит личность, и все же невозможно чувствовать себя личностью в нем. Ты понимаешь?
Он не понимал, но продолжал утешать ее. Он помог встать ей на ноги.
- Я не вижу для нас будущего здесь, - сказала она ему усталым голосом.
Он вызвал свой локомотив.
- Нет будущего, - согласился он, - только настоящее. Именно этого всегда хотели влюбленные.
- Если они только влюбленные, и больше ничего, Джерек, мой дорогой, она глубоко вздохнула. - Ладно, вряд ли есть смысл в моих жалобах, - она храбро улыбнулась. - Это мой мир, и я должна любить его.
- Ты полюбишь его, Амелия.
Появился локомотив, пыхтя между высокими полуразрушенными башнями.
- Мое чувство долга, - начала она. - ...
- Мой мир ценит тебя, как никогда бы ни смог оценить Бромли! Прими это уважение без оговорок, оно дано тебе так же без оговорок.
- Тем не менее, слепо, как делают дети. Человек хочет уважения за... благородные дела.
Он, наконец, понял.
- Твой уход к Гарольду - это было "благородно"?
- Полагаю, да. Самопожертвование...
- "Самопожертвование" другое. И это "достойно"?
- Считается, да.
- И "скромно"?
- Скромность часто имеет место.
- Твое мнение о собственных поступках скромно?
- Надеюсь.
- И если ты ничего не делаешь, кроме того, что хочет твоя душа - это "лень", да? Даже "зло"?
- Вряд ли зло на деле, но определенно недостойно...
Локомотив опустился рядом с ними на место, где недавно стоял хронобус.
- Я просвещен наконец! - сказал он. - И быть "бедным" - значит, вызвать недовольство Бромли.
Она начала улыбаться.
- Действительно, так и есть. Но мне не нравится это. В моей благотворительной работе я стараюсь помочь бедным столько, сколько могла. У нас было миссионерское общество, и мы собирали деньги, чтобы купить определенные основные блага...
- А эти "бедные", они существуют для того, чтобы вы могли удовлетворять свои инстинкты по отношению к "благородству" и "самопожертвованию". Я понял?
- Не совсем, Джерек. Бедные... ну, они просто есть. Я и другие, подобные мне, пытались облегчить их условия, пытались найти работу для безработных, лекарства для больных.
