Игорь Ревва - Выбор
Костенко презрительно скривил губы.
- Где ты ее нашел, Марсель? - спросил он.
- В будущем! - усмехнулась Кира.
- Или в прошлом... - пробормотал я, цепляя к поясу черную коробочку. Какую кнопку нажимать?
Костенко показал.
- Не бойся, Марсель, - улыбнулся он, видя мою нерешительность. - Ты окажешься в этой же комнате - хронограф переносит в ту же точку пространства, откуда был совершен бросок. Ты окажешься здесь же, только через десять минут, - он посмотрел на часы, - и пробудешь в будущем всего только около десяти - пятнадцати секунд...
Я вздохнул и нажал кнопку.
В первый момент все это напомнило мне обычный "провал" в Сеть. Мир вокруг вздрогнул. Все предметы стали расплывчатыми, подернулись легкой рябью. Но на этом сходство заканчивалось. Если во время "провала" все краски становились ярче и резче, то сейчас мир вокруг поблек, словно я смотрел на него сквозь покрытое пылью стекло. Окружающее стало блеклым и нереальным, каким-то неживым, ненастоящим.
Я увидел Костенко и Киру. А возле нее стоял... я сам!!!
Дыхание перехватило. Я как-то не подумал о том, что сказал Костенко что я окажусь в этой же комнате. И, естественно, я и должен был увидеть самого себя!
Я как раз возвращал Костенко черную коробочку. Значит...
Мир вокруг снова стал настоящим. Кира смотрела на меня, вытаращив глаза.
- Ничего себе! - прошептала она и заявила: - Ты был прозрачным, Марсель! Все было как в кино!
Я вытер пот со лба. Сердце сильно колотилось и в голове стоял какой-то туман.
- Хронограф настроен на путешествие и возвращение, - сказал Костенко. Но его можно настроить и так, что путешественник останется в будущем!
Я посмотрел на него. У Сергея Антоныча был вид победителя. Да он, в общем-то, и был им...
- И где же вы собрались остаться? - поинтересовался я.
- В прошлом, - ответил Сергей Антонович.
- А точнее?
- Ты и сам знаешь. - Костенко пожал плечами.
- 1801 год?
- Да.
- Великий Договор?
Костенко кивнул.
- Вот увидишь, Марсель, - сказал он. - Так будет лучше...
У меня было горячее желание не возвращать ему хронограф. Но...
Но я ВИДЕЛ своими собственными глазами, как я сделал это! То есть...
А что, если я не отдам ему эту штуку? Просто так, из вредности! Из чувства противоречия, из нежелания идти на поводу у судьбы! Пусть мне никакой пользы от нее не будет, но...
А зачем? У него все равно есть еще одна... Да и какое имеет значение, отдам я ему эту коробочку или нет? Кстати, я только сейчас вспомнил, что самого хронографа-то я и не видел. Я видел, как я ЧТО-ТО передавал Костенко, но в том, что это был именно хронограф, я совсем не уверен...
Хрен с ним, подумал я. Пусть подавится. Я найду способ ему помешать. Не может быть, чтобы такого способа не оказалось! Не может быть!
Я отстегнул черную коробочку и протянул ее улыбающемуся Костенко. И в этот момент по комнате прошла легкая волна холодного воздуха, словно сквозняком потянуло из приоткрытой форточки. Кира за моей спиной громко вскрикнула. Я обернулся, но я и без того уже знал, что (а вернее сказать КОГО!) я сейчас увижу...
Глава десятая
Серое небо крошило снегом уже три дня подряд. Все вокруг стало белым. Санкт-Петербурга почти не было видно - только купола церкви возле недалекой автобусной станции проглядывали сквозь снежную кисею. Скоро начнутся холода, подумал я.
Я смотрел на снег и слушал, как Кира, сидя за столом и уставившись в экран ЭВМ, колотит пальчиками по клавишам. Мне представилось, что она наигрывает какую-то непонятную мелодию, но едва я прислушался к ней, как стук клавиш смолк. Кира подошла ко мне и встала рядом.
- Снег, - сказал я.
- Да, - ответила Кира и, немного помолчав, добавила: - Он сегодня будет в Петербурге. Он уже вылетел.
- Я знаю, - сказал я.
- Что ты будешь делать? - спросила Кира.
- Есть у меня одна идейка, - пробормотал я.
- Марсель. - Кира вдруг перешла на шепот. - Я боюсь, Марсель...
- Не бойся, - сказал я. - В конце концов, что мы теряем? Ничего.
Кира промолчала. Она не стала спрашивать, какая именно идея у меня была, а сам я говорить об этом пока еще не хотел. Потому что все это было еще вилами на воде писано.
Единственное, что я знал о намерениях Костенко, это то, что он собирался отправиться в 1801 год. Он хотел помешать заключению Великого Договора. А это можно было сделать либо в Париже, либо в Санкт-Петербурге. И вернее всего - второе. Потому что, насколько я понял, Костенко собирался помешать именно Павлу Петровичу заключить этот самый Договор. А помешать ему можно было только одним способом - убить его.
Впрочем, не обязательно было убивать самого императора. Если я не ошибаюсь, против того уже был составлен заговор. Осталось только проследить за тем, чтобы заговор этот осуществился. Можно было, например, помешать не Павлу I, а его сыну - Александру. Помешать ему предупредить отца...
Зимний дворец уже лет сорок, как превращен в музей. Вход туда совершенно свободный. Каждый посетитель может пройтись по залам, побывать в императорском кабинете, увидеть стол, за которым сидели Павел Петрович Романов и Наполеон Бонапарт... И включить свой чертов хронограф, перенестись в 1801 год, и...
Я поежился. Хоть бы моя идея оказалась верной! Это единственное, что может спасти и мир, и нас, и НАС...
Уже два дня, как вся Сеть замерла в тревожном ожидании. Никто не знал, что может произойти. Все НАШИ с надеждой смотрели на меня, все ресурсы Сети - и машинные, и человеческие - были подчинены сейчас мне одному. Не скажу, что это очень приятное ощущение - я никогда не страдал манией величия и чувствовать себя единственным, хоть и временным, хозяином всех НАС мне особого удовольствия не доставляло. Поскорей бы это все кончилось, подумал я.
Когда Костенко покинул борт самолета и отправился в гостиницу (я сразу же об этом узнал - вообще в последние дни информация прямо захлестывала меня, я самым настоящим образом тонул в ней, очень тяжело было все это переносить), я неторопливо сел за стол и достал свой пистолет. Нужно было почистить "Кобру", привести ее в порядок, все проверить, чтобы не случилось каких-нибудь неожиданностей, как в Чикаго. Кира молча наблюдала за моими приготовлениями. И когда я стал одеваться, она покорно последовала моему примеру. Не думаю, чтобы от нее могла быть какая-нибудь польза, но мне очень хотелось, чтобы в эту минуту Кира стояла рядом со мной. Потому что если ничего не получится, то пусть последним, что я увижу в этой жизни, будут ее глаза.
У Зимнего дворца мы оказались раньше Костенко минут на сорок. Было очень холодно торчать на улице и мы прошли вовнутрь. Мы старались держаться поближе ко входу, чтобы не пропустить Костенко. И когда я его наконец-то увидел, то сердце мое неожиданно гулко стукнуло.
