Андрей Егоров - Балансовая служба
Митрохин обернулся напоследок и увидел, что на площади, которую он только что миновал, помимо людей, присутствует и несколько силатов. Их можно было отличить по высокому росту и крупным плоским физиономиям. Также он заметил одного ифрита. Троица следовала к воротам, с лютой яростью оглядываясь кругом. Иван Васильевич, не раздумывая ни секунды, нырнул в проулок и, пригибаясь под низкими балкончиками и скатами крыш, побежал прочь.
Дома сдвигались все ближе. Между ними кое-где натянуты были веревки, болталось белье, больше напоминающее тряпки. Митрохин влетел головой в сырую рубаху, отбросил ее в сторону, на голову ему плеснули мыльной водой. Он поднял глаза и столкнулся взглядом с девушкой в бесформенном тюрбане. Она испуганно глядела на него, сжимая в изящных ладонях медный таз, потом спряталась в окне. Иван Васильевич бросил взгляд вперед и понял, что дальше не пройдет, стены домов сходились вплотную.
Он подхватил с земли нечто похожее на сделанный пятиклассником-двоечником на уроке труда табурет, встал на него (конструкция качалась, грозя в любой момент опрокинуться) и полез в окно.
Женщина увидела его сразу и открыла рот, собираясь кричать, но Митрохин приложил палец к губам, а потом сложил руки в умоляющем жесте.
Глядя в его голубые, наполненные слезами глаза, женщина проявила милость – кричать не стала.
Иван Васильевич спрыгнул на застеленный ковром пол и огляделся. Обстановка в комнате была очень бедной. На стенах висели такие же грубые, крупной вязки ковры, в углу болтался привешенный на две цепочки светильник. Над ним на потолке обозначилось пятно копоти. В другом углу стояла огромная кровать, занимая едва ли не половину комнатушки. На низеньком столике покоился медный таз, теперь уже без мыльной воды, лежали цветные тряпки.
Хозяйка глядела на гостя с беспокойством.
Митрохин сглотнул. Для того чтобы выжить, ему нужно немедленно внушить этой простой, примитивной бабе, судя по всему, прачке или вообще проститутке (его навела на такую мысль огромная кровать), доверие. Если он сейчас заговорит по-русски, она испугается и закричит. Иван Васильевич размышлял недолго, деловая смекалка его не подвела. Он сунул руку в карман пиджака и извлек оттуда несколько мелких монеток – две по десять копеек и одну – пятьдесят. Завалялись с незапамятных времен, хотя мелочь он обычно сгружал в ящик рабочего стола. Была там еще пятирублевая монета, но отдавать ее Митрохин пожалел.
«На пятирублевку можно даже мороженое купить или воды газированной», – подумал он. Были и другие соображения. Пятьдесят и десять копеек могут сойти за золото, а пятирублевка – серебро, платина тут вряд ли в ходу. Хотя кто его знает. «Если эти монетки не возымеют действие, отдам ей пятирублевку», – решил Митрохин. Возымели!
Женщина заметно подобрела, приблизилась, взяла монетки и, не глядя, бросила их в глиняную посудину, стоявшую возле кровати. Потом опустилась на кровать, жеманно улыбнулась и поманила Ивана Васильевича пальцем. Он затряс головой и показал на горло – мол, нет, пить давай. Но женщина не понимала, продолжая призывно двигаться и Делать недвусмысленные жесты руками. «Ну совсем дурная», – понял Митрохин и, постепенно выходя из себя (жажда уже мучила его так, что хотелось кричать), сказал:
– Воду давай, дура!
Видя, что «местная красавица» и на этот призыв не реагирует, Иван Васильевич собирался было ринуться на поиски воды сам, когда дверь неожиданно распахнулась от сильного удара. На пороге стоял высокий мужчина. Глаза его сверкали лютой яростью. В руке незнакомец сжимал тонкий кривой нож.
– Это еще кто? – пробормотал Митрохин и попятился. Несмотря на то, что в последнее время решительности у него заметно прибавилось, вид этого типа показался ему довольно угрожающим.
Намерения его читались в глазах – прирезать, да и дело с концом.
– О, хазгара мезге ликарака! – закричала красавица, заламывая руки, но с кровати не поднялась.
– Ликарака, – сказал Митрохин в подтверждение ее слов и оглянулся вокруг в поисках чего-нибудь тяжелого. На глаза ему попался только медный таз. Как раз вовремя. Издав нечленораздельный вопль, полный злобы, убийца метнулся вперед.
Иван Васильевич подхватил таз и закрылся им как щитом. Острие ножа вонзилось в таз, пробив его насквозь. К счастью для Митрохина, он успел отвести «щит» подальше от тела. Нож застрял в металле, а атакующий несколько замешкался. Глянув мельком на лезвие, застывшее в миллиметре от его беззащитного живота, Иван Васильевич рванул таз вверх и врезал им по лицу нападавшего. Рукоятка ножа при этом пришлась тому точно под подбородок. Агрессивный абориген сделал несколько шагов и сел на пол с громким «бамс». Не желая терять времени, Митрохин перевернул таз, вытащил рывком нож И собирался уже выбежать прочь из этого «сумасшедшего дома». Но женщина, не правильно истолковав его намерения, с рыданиями кинулась ему под ноги, норовя обхватить колени.
– Да не собираюсь я его убивать, дура! – рявкнул Митрохин, с трудом оторвал от себя продажную девку, готовую отдаться за пару копеечных монет, и выскочил на улицу. Сбежав по сбитым ступеням, он опять оказался в толпе народа, что было совсем неудобно, поскольку кривой нож все еще оставался зажатым у него в кулаке. Как назло, толкучка в этом месте достигла апогея. В двух шагах маячил огромный ифрит. А слева проталкивался, покрикивая, тощий абориген с тачкой, на которой возвышались пустые птичьи клетки. Митрохин с ужасом понял, что его оттесняют к ифриту. Он попытался спрятать нож под одежду, но не успел. Его толкнули под руку, и острие ткнулось в затянутую синей тканью ягодицу. Ифрит взвился, как иные спортсмены, претендующие на олимпийскую медаль по прыжкам в высоту, не могут прыгнуть за целую жизнь, и совсем по-балетному задрыгал в воздухе ногами. Да еще заревел так страшно, что все ринулись врассыпную, образовав вокруг Митрохина и его визави пустынный пятачок.
Джинн обернулся. Уткнулся взглядом в скорчившуюся перед ним человеческую фигурку. В руке человечек сжимал кривой нож. Да еще поднял его перед собой, защищаясь от этой чудовищной громадины.
Одним ударом ифрит выбил нож из руки Митрохина. А вторым отправил его в такой глубокий нокаут, что несчастный пришел в себя только поздно вечером. Открыл глаза и увидел, что над ним скалится беззубым ртом отвратительная рожа.
А неподалеку маячит несколько таких же.
– Вы кто? – спросил Митрохин. Рожи отпрянули. Над головой Иван Васильевич узрел решетчатое окошко и белую, как кожа рыжеволосой гулы, луну.
– Где я? – пробормотал он и сел, оглядываясь.
В полумраке шевелились темные фигуры, здесь стояла такая вонь, что воздух проходил в ноздри со свистом, а в горло будто грязных тряпок натолкали…
