Наталья Деева - Хирург
— Что-что… Не гони — трясёт! Сдохну ща!
— Тут это… дорога — говно. Потерпи чуток, — сказал Толян. — Как у тебя с ментами?
— Нельз-зя с-светиться, — процедил я сквозь зубы.
— Ещё чуть-чуть… всё, вот и дорога… Так. Нельзя, значит, светиться. Есть у меня знакомый, типа, врач…
— Мне не нужен «типа врач»! Мне нужен самый лучший… бля… врач!
— Ну, короче, нормальный он чувак, не стуканёт. Только это… капусту любит…
— Есть у нас всё, — заговорила Анжелка. — Только успеть бы…
— Да заткнись ты наконец, — гаркнул Толян, — всё будет пучком. Ща в больничку приедем, заштопают тебя, браток.
Заверещал телефон. Анжелка вынула его из бардачка и сказала:
— Это Макс.
— Поговори с ним.
— Что сказать?
— Скажи, как есть… пусть бабла возьмёт и к больнице… вот ё-о-о… едет… Толян, шо за больница?
— Первая.
Заикаясь и всхлипывая, Анжелка коротко пересказала, что случилось. Помолчала немного и пролепетала:
— Через десять минут будет.
— Амбец им там всем, — я подумал про азеров.
На полпути нас тормознули менты. Анжелка выбежала, донеслись её вопли:
— Да, нарушаем! В больницу едем. У нас человек умирает!
Менты попались нормальные, отпустили сразу же, даже бабок не взяли.
С каждой минутой мне делалось всё хуже. Ноги окоченели, появилась слабость, веки слипались. Спать нельзя, спать нельзя. Нельзя спать! Звуки слились в сплошной протяжный звон.
Анжелка с Толяном переговаривались, Толян куда-то звонил, потом обращался ко мне, но я не слышал.
Вроде бы, приехали. Люди в белом. Больно! Опа! Я лежу, меня несут. Анжелкино лицо сверху. Не плачь, моя девочка, всё пучком… Больничка. Ненавижу больницы!
Светлый кабинет. Операционная? Я голый, грудь и живот скребут. Бля, что, нет острой бритвы? Хрень какая-то круглая в глаза светит. Врач в зеленоватой маске подносит что-то… Темно.
Хирург
— Приехали, — сказал Хирург, посигналил сторожу — шлагбаум поднялся, и машина въехала на больничный двор.
Оглядевшись, Оленька скривилась и повела плечами.
— Мерзко. Как будто возвращаешься… в то время. И чувства оживают тоже.
— Так будет правильнее. Процедуры начинаются в девять, и до двенадцати. Массаж, физиотерапия, лечебная физкультура.
— Я уже могу стоять и даже немного — ходить, — заскулила она.
— После процедур перекусим и — на море, — продолжил он, словно не расслышав.
Девушка глянула на жёлтое здание, поправила полюбившуюся бандану с коноплёй.
— Может, ты и прав.
— Не «может», а точно, — Хирург посмотрел на часы: до встречи с Ментиком оставалось двадцать минут. — Ну? Чего разволновалась? Всё самое страшное позади.
— Мне всё страшно. Я ведь почти не болела… разве что простудой раз в два года.
— Это неудивительно. Идём, — он открыл перед Оленькой дверцу. — Давай.
До двери она шла, волоча ноги, но — сама, лишь чуть опиралась на его руку. На второй этаж поднималась, то бледнея, то зеленея, — тошнило, наверное, — но продолжала бороться со ступенями. Приходилось её останавливать и устраивать передышки.
Вот и отделение. Усадив девушку на стул в коридоре, он отыскал старшую медсестру, передал ей историю болезни и просил присматривать за пациенткой. На встречу с Ментиком он опаздывал, хотя отличался пунктуальностью и не любил, когда задерживаются другие. Простившись со старшей, он пробежал мимо Оленьки, обернулся, чтобы помахать ей. Боже, какое у неё было лицо! Как у щенка, которого первый раз оставляют кинологу. Ничего, это ненадолго, мысленно сказал он себе и сел за руль. До встречи — семь минут. Нормально.
К Ментику он летел как сумасшедший, обгонял по сплошной, сигналил. Остановившись под светофором, он барабанил пальцами по рулю и не мог понять, что с ним. Как будто внутри жил кто-то другой. Сейчас преобладали чувства этого другого.
На место он прибыл минута в минуту. Вышел, огляделся: Ментика ещё нет. И снова это странное ощущение: что-то подступает к горлу и душит, наполняет грудь — дыхание сбивается… «Да ведь это злость, — подумал Хирург с удивлением, — я просто злюсь».
Чувство схлынуло, оставив понимание, от которого бросило в дрожь. Он выглянул из кокона: мир оказался другим. Оказалось, тут ветер, сбивающий с ног, туман, в котором ничего не видно, и цвета… буйство красок.
«А ведь когда-то я чувствовал так, — думал он, закуривая, — когда-то… нет, то был другой человек с моим именем, у меня его память, некоторые вредные привычки, у нас одна мать — и всё. Наверное, я умер. Нет, не умер — впал в летаргический сон, а моё тело продолжило жить…»
— День добрый!
А вот и Ментик — довольный, зубы скалит. Оглядевшись в поисках урны, Хирург бросил окурок на дорогу.
— Привет. Залезай в машину.
Устроившись на сидении, Ментик вынул фотографии из барсетки:
— Всё, что за четыре дня отщёлкал. Общительный он, сволочь. Я снимал всех: и мужчин, и женщин.
— Где он работает? — спросил Хирург, перебирая фотографии.
— Значит так: Максим Шоларь, тридцать шесть лет, женат, родился в Днепропетровске, в Севастополь переехал в конце девяностых, в криминальных кругах известен под погонялом Шило, с бандитизмом завязал, законопослушный гражданин, преуспевающий бизнесмен, хозяин автосалона «Мерседес».
— Родственники? — Хирург отложил несколько снимков, где были подозрительные личности, подходившие по приметам.
— У него две родные сестры, двоюродных братьев и сестёр должно быть много.
— Занимается ли его салон прокатом машин?
— Нет, насколько я понял, — Ментик глянул на отобранные фотографии. — Ну, среди них есть тот, кто тебя интересует?
— Не знаю. Я же говорил…
— Ах да, вспомнил: женщина просила.
— Покажу ей и свяжусь с тобой. Держи обещанное.
Ментик сунул деньги в барсетку.
— Тогда до связи? — он елейно улыбнулся, уходя.
Полковник решил бы этот вопрос быстрее. Он бы и Шоларя прессанул — нашёл бы, за какие ниточки дёрнуть. Теперь самому приходится выкручиваться — не обзавёлся друзьями в райотделе. Нужно заполнить этот пробел. Вот только Полковника никто не заменит.
Побродив по рынку и купив для Ольги арбуз, он вернулся на пятачок возле автостоянки, где его ждал Алексей — хелпер Полковника. Алексея он видел пару раз мельком — в памяти остался только образ. Похоже, мужчина в странном головном уборе, напоминающем пилотку, он и есть.
— Извините, вы Алексей?
— А? — он близоруко прищурился. — Да, а вы — Эдуард. Извините, не узнал.
