Джо Хилл - Произраки двадцатого века
Потом Киллиан слышал у ночных костров рассказы об охраннике по прозвищу Лаймский Стукач. Из описаний он догадался, что это тот самый человек, что ударил Гейджа. Говорили, что Лаймский Стукач иногда даже стрелял в нарушителей. Однажды он, угрожая пистолетом, заставил кого-то спрыгнуть с поезда, идущего со скоростью пятьдесят миль в час. Лаймский Стукач славился своими подвигами. По крайней мере, среди бродяг.
На сортировочной станции в Нортгемптоне работал охранник по имени Арнольд-Удавка. Поговаривали, что тот был еще злее Лаймского Стукача, и именно поэтому Киллиан не хотел туда ехать. После долгого ожидания у открытой двери вагона ему наконец показалось, что поезд замедляется. Почему, Киллиан не знал — никакого населенного пункта впереди не было видно. Наверное, они приближались к стрелке. Киллиан ждал, не остановится ли поезд, но он не остановился и через несколько секунд торможения резкими толчками снова начал набирать ход. Киллиан спрыгнул. Скорость была не так уж мала, и Киллиан тяжело приземлился на левую ногу. Под каблуком захрустело, посыпался гравий. Нога подвернулась, и левую лодыжку пронзила острая боль. Он не закричал, когда падал лицом в мокрые кусты.
Стоял октябрь или даже ноябрь, точнее Киллиан не знал, и лес вдоль железнодорожных путей был укрыт ковром прелой листвы цвета ржавчины и масла. Киллиан побрел по этому ковру, припадая на ушибленную ногу. С деревьев опали не все листья, кое-где остались еще сполохи алого и пятна янтарно-оранжевого. Между березами и елями низко стелился холодный белый пар. Киллиан ненадолго присел на сырой пень, нежно помял пальцами больную лодыжку, а солнце тем временем поднялось выше, и утренняя дымка растаяла. Ботинки Киллиана давно расползлись по швам, и подошвы держались на месте только потому, что он примотал их к ногам тряпками. Но пальцы ног все равно замерзли до потери чувствительности. У Гейджа ботинки были покрепче, но Киллиан оставил ему все — и ботинки, и одеяло. Он пытался прочитать молитву над телом Гейджа, но не смог вспомнить из Библии ни строчки, только одну фразу: «А Мария сохраняла все слова сии, слагая в сердце Своем».[58] Но это было связано с рождением Иисуса и, кажется, вовсе не годилось для молитвы над мертвым телом.
День будет теплым, определил Киллиан, хотя под сенью сосновых крон было еще холодно, когда он наконец поднялся с пня. Он шел по еле видной тропе до тех пор, пока пульсирующая боль в ноге не вынудила его остановиться. Он присел у насыпи и снова отдохнул. Лодыжка сильно опухла, и если он переносил на нее вес тела, кость простреливал электрический разряд боли. Раньше он всегда полагался на Гейджа в выборе момента для прыжка. Он всегда и во всем полагался на Гейджа.
Между деревьев виднелся белый коттедж. Киллиан бросил на него взгляд и снова вернулся к больной ноге, затем еще раз поднял голову и повнимательнее присмотрелся к деревьям. На одном из сосновых стволов кто-то соскреб кору и вырезал ножом букву «X», закрасив букву углем, чтобы ее было лучше видно. Говорят, что нет никакого тайного языка бродяг, а если и есть, то Киллиан его не знал, и Гейдж тоже не знал. Но вот буква «X» иногда означала, что в непосредственной близости от нее можно получить миску еды. Киллиан ощутил пустоту в желудке с особой остротой.
Нетвердой походкой он прошел мимо деревьев к забору позади коггеджа и застыл на краю леса. Краска на стенах облупилась, окна покрылись серой пленкой грязи. Прямо у задней стены дома была вскопана грядка — длинный прямоугольник темной почвы размером с могилу. На ней ничего не росло.
Разглядывая дом, Киллиан не сразу заметил девочек — скорее всего, потому что они не двигались и молчали. Он приблизился к коттеджу с тыла, но лес подступал к дому и с торца. Там-то девочки и сидели, опустившись коленями в папоротник, к Киллиану спиной. Чем они занимались, он не видел, но они замерли неподвижно. Их было две: обе в нарядных воскресных платьях, длинные белокурые волосы блестят чистотой и убраны в прически с помощью медных гребешков.
Киллиан стоял и наблюдал за тем, как они стоят на коленях, не шевелясь. Потом одна из них повернула голову и взглянула прямо на него. У нее было личико в форме сердца и глаза льдисто-голубого цвета. Выражение на лице отсутствовало. Через миг обернулась и вторая девочка, взглянула на него и слегка улыбнулась. Той, что улыбалась, было лет семь. Неулыбчивая девочка выглядела на несколько лет постарше. Киллиан поднял руку в приветственном жесте. Старшая задержала на нем взгляд еще на миг и отвернулась. Он по-прежнему не видел, что находилось перед ней, но что бы там ни было, оно поглощало ее внимание полностью. Младшая тоже не ответила на его приветствие, но едва заметно кивнула перед тем, как вернуться к тому, что их так занимало. Молчание и неподвижность девочек производили на Киллиана тягостное впечатление.
Он пересек двор и подошел к задней двери. Сетчатая дверь была оранжевой от ржавчины и выгибалась наружу, кое-где оторвавшись от рамы. Он снял шляпу, собрался взойти на крыльцо и постучаться, но не успел: внутренняя дверь открылась, и за сеткой появилась женшина. Киллиан сгорбился, стиснул в руках шляпу и изобразил на липе нижайшую просьбу.
Женщине могло быть и тридцать, и сорок, и все пятьдесят лет. Лицо ее казалась истощенным, губы — тонкие и бесцветные. За поясом фартука висело кухонное полотенце.
— Добрый день, мэм, — сказал Киллиан. — Я голоден Не найдется ли у вас чего-нибудь поесть? Кусочек хлеба, может быть?
— Ты уже завтракал сегодня?
— Нет, мэм.
— В «Святом сердце» дают бесплатные завтраки. Ты разве не знаешь?
— Мэм, я даже не знаю, где это.
Она коротко кивнула
— Я приготовлю тебе тостов. Если хочешь, могу сделать и яичницу. Будешь яичницу?
— Ну, если вы ее поджарите, я не стану выкидывать ее на дорогу.
Гейдж всегда так говорил, когда ему предлагали больше, чем он просил, и в ответ хозяйки смеялись. Но эта женщина не засмеялась — наверное, потому, что он не Гейдж и в его устах эти слова звучат иначе. Вместо улыбки она снова кивнула и сказала:
— Хорошо. Вытри ноги… — Она глянула на его ботинки и оборвала фразу на полуслове. — Вижу, ботинки твои совсем прохудились. Как войдешь в дом, сними их и оставь у порога.
— Да, мэм
Проходя в дом, Киллиан обернулся и посмотрел на девочек еще раз, но они по-прежнему сидели к нему спиной и не обращали на него внимания. В доме он разулся и грязными босыми ногами прошлепал по прохладному линолеуму в кухню. Каждый раз, как он наступал на левую ногу, в щиколотке появлялось болезненное жжение. Когда он сел, на сковородке уже скворчали яйца.
