Георгий Мартынов - Гость из бездны (сборник)
3
Последняя буква длинной радиограммы, переданной с Цереры три раза подряд, легла на узкую полоску ленты отчетливой черной черточкой.
Аппарат смолк.
Экипаж космолета трижды прочел каждое слово. Они могли бы с тем же напряженным вниманием прочесть долгожданную радиограмму и в четвертый, и в пятый раз. Сухой технический текст казался им, так долго оторванным от людей, красивым и звучным, как лирическая поэма.
Для Виктора Озерова, находившегося на пульте управления, сообщение Земли передали три раза по линии внутренней связи.
Двенадцать человек долго молчали. Каждый из них по-своему переживал волнующий момент.
Связь установлена! Космический рейс закончен!
Они ждали этого часа восемь лет.
Остались позади томительные годы полета во мраке и пустоте вселенной, в холоде пространства. Ушло в прошлое сознание затерянности в безграничной бездне и жуткие иногда мысли о том, что каждый прожитый ими день равен там, на Земле, семи половиной месяцам.
Все стало на свое место, все обрело будничную реальность.
«Церера. Космодиспетчерская станция. 18 сентября 860 года По вашему счету — 3860 г.
Командиру космолета „Ленин“ — Второву.
Сообщаем данные посадки вашего корабля…»
Так начиналась радиограмма.
3860! Они это знали, но каждый из них вздрогнул, когда бесстрастным набором тире и точек «прозвучала» эта цифра в тишине радиорубки.
Итак, свершилось! Не оставалось места ни надежде, ни сомнениям. Прожив восемь лет по часам корабля, по биению своего сердца, они, ступив на Землю, сразу постареют на восемнадцать веков!
Они знали, на что шли. То, что случилось сейчас, было известно в день старта. Почему же мучительно сжалось сердце и невольный страх холодом прошел по спине? Одно дело теория — совсем другое практика! Легко рассуждать — трудно испытать на себе!
Дата, сообщенная деловым языком диспетчерского приказа, перечеркнула прошлую жизнь, отбросила ее в глубь столетий, встала на жизненном пути каждого члена экипажа космолета «Ленин» зловещим пограничным столбцом, от которого можно было идти только вперед, — возврата не было!
Впереди — новая, неведомая жизнь!
3860!
— Я родилась в две тысячи десятом году, — чуть слышно сказала Мария Александровна Мельникова.
Михаил Кривоносов остался верен себе даже в этот момент.
— Ну и стара же ты, мать моя! — сказал он.
И, как ни странно, эта не совсем удачная шутка рассеяла гнетущее впечатление от давно ожидаемой, но все же неожиданной даты радиограммы. Люди словно ожили.
— Ну вот мы и дома, — сказал Крижевский.
— Дома? — донесся с пульта голос Виктора. Тоска и боль зазвучали в этом слове. — Никогда и нигде мы не будем больше дома. Запомните это.
Командир корабля повернулся к экрану, но тот вдруг погас. Виктор не желал ничего слушать. Второв молча пожал плечами.
— Конечно, дома, — с оттенком недоумения сказал Крижевский. — Полет окончен.
Инженер Джордж Вильсон улыбнулся и сказал по-английски (за восемь лет он так и не выучился русскому языку):
— Остался «пустяк». Пролететь всю Солнечную систему…
Но Крижевский все же был прав. Они могли считать себя уже дома. Между кораблем и Землей протянулась надежная нить радиосвязи. Они не были больше вдали от людей, они обменялись с ними мыслями.
Двенадцать человек вернулись в человеческую семью.
Пусть сообщение передано еще не с самой Земли, а только с Цереры — это не имело значения. Они воспринимали его как голос Земли.
И разве могло быть иначе?
Уже восемь… нет, тысячу восемьсот лет тому назад люди освоились с Солнечной системой и всюду в ее пределах чувствовали себя почти что «дома». Когда «Ленин» стартовал в свой далекий путь, понятие «родина» постепенно переставало отождествляться с планетой Земля, а принимало более широкий смысл — Солнечная система. За восемнадцать столетий это почти что космическое представление о родине должно было еще более окрепнуть.
— Мы — дети Солнца! — любил повторять Игорь Захарович Второв.
Его товарищи слышали эту фразу постоянно все восемь лет. Но только теперь, когда они лицом к лицу столкнулись именно с этим понятием, они начали догадываться, что командир корабля и начальник экспедиции намеренно, с определенной целью, внушал им эту истину. Второв хорошо понимал, понимал с самого первого дня полета, как тяжела будет неизбежная перемена в облике Земли, как трудно будет осознать, что прежней Земли они никогда больше не увидят, и старался приучить всех к мысли, что какие бы перемены ни произошли, они вернутся на родину — к Солнцу.
В отношении девяти членов экипажа он достиг цели. Девять человек воспринимали возвращение в Солнечную систему как возвращение на родину. Десятым был сам Второв.
Но двое не могли пересилить себя.
Виктор Алексеевич Озеров и Мария Александровна Мельникова мучительно тосковали о прошлом. Предстоявшее свидание с новой Землей не радовало их.
Особенно резко это проявлялось у Виктора.
Чем ближе подлетал космолет к Солнцу, тем мрачнее становился старший штурман, тем чаще раздражали его разговоры о Земле.
Накануне установления радиосвязи он не выдержал и высказал все, что накопилось на сердце.
— Не понимаю, что радует вас, — сказал он с горечью. — Мы видели планеты Веги и 61 Лебедя. Только одна из них оказалась населенной разумными существами. Остальные были необитаемы, безжизненны, мертвы. Мы с радостью покидали их, даже Грезу. Вы хотели бы вернуться обратно? Нет? Почему же вы стремитесь к Земле? Она так же чужда нам, как и Греза. Вам кажется, что люди Земли такие же братья для вас, какими они были прежде. Но это совсем не так. Они не будут понимать вас, и между вами и ими не будет ничего общего. Было бы лучше, если бы вместо Земли впереди снова была Греза. Ее обитатели чужды нам, но мы и не ждем от них ничего общего с нами. Я хотел бы вернуться к ним… — вырвалось у Виктора. — По крайней мере, я не испытывал бы столь острого чувства отчужденности, которое уже появилось, а на Земле только усилится. Поймите, нас ждет не Земля, а чужая незнакомая планета!
Никто ни слова не возразил Виктору. Говорить с ним на эту тему было бесполезно.
Немного спустя Игорь Захарович сказал Мельниковой:
— И вас, и Озерова не следовало зачислять в наш экипаж. Здесь была допущена ошибка, психологический просчет. Но вы виноваты сами. Зачем вы настаивали, зачем согласились? Вы хорошо знали…
— В отношении меня дело обстоит не столь уж страшно, — ответила командиру Мария Александровна. — Я примирилась с тем, что нас ожидает. Меня не радует возвращение на Землю, это верно, но я не делаю из этого трагедии.