Джордж Макдональд - Лилит
- Не отвернешься ли ты от тех злых дел, которые ты делала так долго? вежливо спросила Мара.
Принцесса не ответила. Мара задала вопрос снова, таким же мягким, призывным тоном.
Принцесса даже не показала вида, что слушает. Мара повторила свои слова в третий раз.
- Нет, - ответила принцесса, - я останусь собой, и не собираюсь становиться кем-то еще.
- Увы, теперь ты уже как раз другая, ты не похожа на себя! А в самом деле стать самой собой ты не хотела бы?
- Я буду тем, что сейчас из себя представляю.
- Если ты уже пришла в себя, отчего же ты не сделаешь того, что могло бы помочь тебе возместить потери от того несчастья, которое с тобой произошло?
- Я буду следовать тому, что говорит мне моя природа.
- Ты же ничего о ней не знаешь; природа твоя хороша, а делаешь ты злое!
- Я делаю то, что доставляет Мне удовольствие - и то, что Мне хочется:
- Ты будешь это делать так, как делает это Тень; пока это не затмит и не согнет Тебя?
- Я буду делать то, что мне хочется делать.
- Ты убила свою дочь, Лилит!
- Я убила тысячи. А она принадлежит мне, она моя собственная!
- Она никогда не была твоей, ты была чужой для нее.
- Я не была чужой, я - своя собственная, а моя дочь принадлежит мне!
- Тогда, увы, получается, твой час настал, Лилит!
- Меня это не очень заботит. Я - это я, и никто не сможет отобрать меня у меня!
- Ты не настолько личность, насколько это тебе кажется.
- Так долго, как мне будет нравиться то, что я о себе думаю, это мне будет не интересно. Мне самой достаточно того, чем я буду. Чем захочу, тем и буду сама себе казаться. Мои собственные мысли делают меня мной, то, что я думаю о себе, - это и есть я. И ничто другое меня собой не сделает!
- Но другое когда-то сделало тебя, и может заставить тебя увидеть наконец, что ты с собой сделала. Больше ты не сможешь выглядеть в собственных глазах чем-то кроме того, чем он видит тебя! И ты не сможешь больше получать удовольствие от того, что будешь о себе думать! С этой минуты ты очнешься для тех перемен, которые произойдут с тобой!
- Ни одна из них никогда не коснется меня! Я бросаю вызов той силе, которая попытается сделать так, чтобы я перестала быть свободной! Вы рабы этой силы, и я бросаю вызов вам! Не знаю, хватит ли вам сил на то, чтобы пытать меня, но вы все равно не заставите меня сделать что-то против моей воли!
- В такого рода принуждении нет смысла. Но ведь есть свет, который проникает глубже, чем воля кого бы то ни было, свет, который развеет любую тьму: и этот свет может изменить то, что ты называешь своей волей, и сделать ее по-настоящему твоей - а не Тени! Воля создающего может слиться с волей его создания и таким образом освободить его!
- Свет не проникнет в меня - я его ненавижу! Прочь, рабы!
- Я не раба, ведь я люблю этот свет и хочу остаться с тем, кто меня создал. Здесь нет рабов, кроме того несчастного создания, которое восстало против своего создателя. Кто может быть рабом больше того, кто кричит: "Я свободен! Я не могу прекратить свое жалкое существование!"
- От страха ты болтаешь глупости! Тебе кажется, что меня предали тебе я бросаю тебе вызов! Тебе назло я сохраню себя! И то, что я для себя выбрала, тебе не изменить! Я не собираюсь быть тем, что ты обо мне думаешь или тем, что ты сказала обо мне!
- Прости меня, но тебе все же придется страдать!
- Но я останусь свободной!
- Только тот может быть свободным, кто творит свободу; не может любить свободу тот, кто порабощает! Ты сама - раба. Каждую жизнь, каждую волю, каждое сердце, которое ты узнавала, ты пыталась поработить: ты раба каждого из тех, кого ты сделала рабом - ив таком долгу перед ними, что тебе и не понять этого! Позаботься же о собственном спасении!
Мара подняла руку, которая до того лежала на голове принцессы, и отошла назад на несколько шагов.
Безмолвное присутствие словно бы бушующего пламени наполнило дом - я полагаю, то, что явилось детям молчаливым ветром. Невольно я повернулся к очагу: его пламя застыло маленькими спокойными язычками. Но я заметил существо, которое выползло оттуда, извиваясь, словно червь, раскаленное добела, подвижное, словно расплавленное серебро живое сердце, сама сущность огня. Оно очень медленно проползло по полу к лавке, на которой сидела принцесса. И еще более медленно оно взобралось вверх и улеглось, будто обессилев, у ног принцессы. Я вскочил и подкрался поближе. Мара стояла, застыв на месте, словно знала наперед, что должно произойти дальше. Это сияющее нечто взобралось на костлявые голые ступни: те не вздрогнули, вообще ничем не выказали того, что чувствуют боль, несмотря на то, что сиденье выгорело там, где до того лежало это существо. Медленно, очень медленно оно ползло по ее одежде, пока не добралось до груди, где оно исчезло в складках одежды.
Лицо принцессы было окаменело-спокойным, веки прикрывали мертвые глаза, и несколько минут ничего не происходило. Наконец на сухой, как пергамент, коже, стали появляться словно бы капельки мелкой росы: спустя всего мгновение они были уже величиной с мелкие жемчужины, собирались вместе, и вот уже хлынули с нее потоком. Я бросился к ней, чтобы вытащить пламенеющего червя из-за ее пазухи, снять его с иссохшей красной груди и растоптать его ногами. Но Мара, Мать Скорбящих, встала между нами и раскинула в стороны складки одежд принцессы: там не было ни змеи, ни следов ожога; пламенеющее создание подползло к центру темной точки и светило сквозь кости и суставы так, что стали видны самые мысли и побуждения души принцессы. Та вздрогнула, забилась в конвульсиях, и я понял, что огненный червь проник в ее потайную комнату.
- Она увидела себя! - сказала Мара и взяла меня за руку, и мы отошли на три шага от лавки.
Внезапно принцесса дугой выгнулась вверх, соскочила на пол и замерла, выпрямившись. Ужас, застывший на ее лице, заставил меня вздрогнуть; а когда открылись ее глаза, их взгляд потряс меня. Ее грудь вздымалась и опускалась, но дыхания в ней не было. Волосы принцессы обвисли и словно екали вниз, затем они встали дыбом и заискрились; снова опали и стряхнули пот, выступивший на ней от пытки, которая терзала ее, на пол.
Я протянул ей навстречу руки, но Мара остановила меня.
- Вы не можете находиться рядом с ней, - сказала она, - она сейчас далеко от нас, очень далеко, в том аду, который создало ее собственное сознание. Огонь из самого центра вселенной пронизывает ее и напитывает знанием того, что есть добро, а что - зло; знанием о том, что она собой представляет. Она видит, наконец, что она не была хорошей, видит, что была злой. Она знала, что она сама - тот огонь, в котором она горит, но она не знала, что сердце этого огня - Свет Жизни. Ее муки оттого, что она собой представляет. Не бойтесь за нее, она не оставлена. Нет возможности помочь ей более мягким способом. Ждите и смотрите.
