Антон Первушин - Война по понедельникам (сборник)
Парни застыли с искаженными побелевшими лицами. А Валентин, не дожидаясь продолжения, прыгнул вперед, сбил в канаву на противоположной стороне дороги стоявшего ближе остальных Резвого, втоптал его, прикладываясь и кулаками, в грязь. Под выстрелы и крики сверху стал сдирать автомат. Потом оставил мальчишку и быстро на четвереньках пополз по дну канавы подальше-подальше от этой стрельбы и криков, от бесформенного и бесшумного ужаса, убивающего людей…
* * *Обессиленный, Валентин проспал в лесу остаток ночи, а утром вышел к озеру.
Это было как раз то что нужно. Валентин разделся донага, шагнул в теплую чистую воду.
Над озером висел туман, белый и густой. Правее Валентин различил сквозь пелену смутные очертания каких-то развалин, гнилые деревянные сваи от сломанной пристани.
Он поплавал, фыркая и отплевываясь. Потом выбрался на берег и, стуча зубами, зябко поеживаясь (воздух оказался заметно холоднее озерной воды), прополоскал одежду. Выжал, развесил на ветках ближайшего дерева и стал бегать по берегу, размахивая руками, чтобы окончательно не замерзнуть. И все время старался держаться поближе к автомату, не спускал с него глаз.
Валентин обдумывал сложившееся положение. От снаряжения у него осталось несколько предметов: три намокших коробка спичек (полиэтилен порвался, в него проникла вода и грязь), механические часы на кожаном ремешке с маленьким встроенным компасом, две заряженные обоймы к пистолету ТТ, еще разная мелочь и пустая кобура — не густо. Все остальное осталось в рюкзаке на шоссе. В том числе и консервы.
«А пожрать бы сейчас не помешало», — подумал Валентин, сглатывая слюну.
Медленно, почти совсем не грея, выползло из-за леса сентябрьское солнце. Туман рассеялся, и Валентин увидел противоположный берег. Там тоже был лес, местами тронутый желтыми мазками осени. Появилась возможность подробнее изучить близлежащие развалины. Когда-то это был красивый кирпичный дом, но пришлось ему перенести большой пожар, и теперь стоял он, страшный и выгоревший. Рядом врастал в землю проржавевший остов легкового автомобиля.
Валентин вспомнил карту. Он давно потерял ее, но держал в голове всю до мельчайших подробностей.
Да, кажется, иду правильно. Теперь по берегу на юг, через карьер, через город, а там будет рукой подать. Даже не верится, что так близко…
Высохла одежда, высохли спички, аккуратно разложенные на большом камне. Валентин оделся и некоторое время скептически разглядывал свои босые ноги. Сапог не было, сапоги остались там же, где и рюкзак. Правый — в канаве по одну сторону шоссе, левый — в канаве по другую сторону. Теперь до сапог, как до Луны. Придется побегать босиком. Валентин вздохнул, перекинул ремень автомата через плечо и пошел по песочку, понадеявшись на всем известный случай. И случай, что самое интересное, не заставил себя долго ждать.
Где-то через полчаса Валентин вдруг услышал странный звук и остановился. Мягко пальцем перевел щеколду предохранителя на автомате. Берег здесь зарос спускающимися к воде ивами, и звук этот — плач, точно, обыкновенный плач! — доносился из-за ив. Валентин пригнулся и в три скачка добежал до деревьев, бесшумно, обдумывая каждое движение, преодолел заросли, замер, всматриваясь.
Валентин узнал его сразу. По стриженному затылку, по черному обтягивающему тощее угловатое тело свитеру. Резвый! Тот сидел на песке, плечи его над выпирающими лопатками вздрагивали. Резвый плакал.
Валентин шагнул на открытое место, выпрямился во весь рост.
— Резвый, — позвал он.
Паренек вскочил, оглянулся, застыл в неудобной позе, увидев наставленный автомат.
— Что скажешь? — спросил его Валентин весело.
— Ненавижу, — буркнул Резвый.
В глазах его блестели слезы, по лицу была размазана грязь, на левой скуле — ссадина.
— Это понятно, — Валентин усмехнулся. — Я удивился бы, ответь ты, что испытываешь ко мне нежную любовь. На «голубого» ты не похож, так что я тебе просто не поверил бы. Поэтому давай договоримся раз и навсегда: мы — враги, ты меня ненавидишь, я тебя… хм… аналогично. Но в данный момент у меня неоспоримое преимущество в лице нашего общего друга, автомата Калашникова, и по правилам я обязан тебя шлепнуть… Ого!
Отработанным движением паренек выхватил нож и метнул его в Валентина. Валентин едва успел уклониться.
— Круто, — признал он. — Не зря они тебя Резвым прозвали… Ладно! С тобой тут болтать у меня нет ни времени, ни желания, — Валентин отступил на четыре шага, не спуская с Резвого глаз, вытащил из ствола дерева застрявший нож. — Присядь-ка и сними ботинки. Понравились они мне: хорошие, крепкие, армейского образца — таким сносу не будет. Предлагаю по этой причине взаимовыгодный обмен: ты мне — ботинки, я тебе — жизнь. Подходит?
— Сучара е….., — сказал Резвый.
— Уймись, — посоветовал ему Валентин, демонстративно поигрывая ножом в свободной руке. — Целее будешь. Я ведь стрелять и ножи метать еще не разучился.
Резвый понуро сел на песок, начал стаскивать башмаки, швырнул их Валентину.
— Правильное решение, — одобрительно кивнул Валентин. — Жизнь дороже пошлых ботинок. И знаешь, чтобы я случайно не подумал, что ты решил сделку расторгнуть, оставайся пока на месте, так и сиди и, советую, не дергайся.
Валентин быстро обулся. Башмаки оказались на размер меньше, чем нужно, но зато были хорошо разношены.
— Ну пока, — сказал Валентин Резвому. — Передавай там привет своим друзьям.
Валентин повернулся и пошел вдоль берега. Резвый остался сидеть, глядя в песок. Валентин остановился, посмотрел на него, потом вздохнул и отправился дальше.
«Я его жалею, — подумал он. — Мне и в самом деле жалко их всех. Они меня в случае чего не пожалеют, а я их жалею. Выросших в новом мире, в этом хаосе, в страшном кровавом бардаке; не помнящих другого мира, знающих другой мир по неумелым рассказам выживших взрослых. А выжили-то разные, и в большинстве своем — типажи не слишком интеллигентные. Можно себе представить, о чем они способны порассказать молодым любознательным ребятам. И мне этих ребят жаль, потому что я помню другой, лучший, мир… Впрочем, еще вопрос, кто из нас счастливее. Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное…»
Кто-то нагонял Валентина, шел следом. Валентин обернулся. Метрах в тридцати нетвердой походкой вышагивал Резвый.
— Что тебе нужно?! — крикнул ему Валентин. — Мотай к своим. Жить надоело?
Парень молчал.
— Вот идиот, — произнес Валентин с чувством.
Он, оглядываясь, сделал несколько шагов. Резвый отставать не собирался.
«Вот прилип, — подумал Валентин, — что кусок лейкопластыря. Пугануть его, что ли?»
