Алекс Паншин - Обряд перехода
— Прочь с дороги! — заорал кто-то и, толкнув меня в бок, побежал дальше. По плацу взад и вперед сновали солдаты.
Я уже начала отчаиваться, вообразив, что придется снова подняться в разведкорабль и поджечь погасший фитиль, как вдруг послышалось глухое «бум-м-м»… Больше этим воякам не придется пользоваться своим разведкораблем.
С трудом в одиночку перебравшись через ограду, я медленно стала подниматься по косогору, петляя меж кустов и деревьев и периодически оглядываясь на освещенный армейский лагерь. Огонь перекинулся уже на вторую казарму, и люди, словно муравьи, кишели вокруг пожара. Несколько минут понаблюдав за ними, я подошла к нашей палатке. Джимми ждал меня возле лошадей.
— Все в порядке? — спросила я.
— Да, со мной все в порядке, но я обронил сигнальное устройство…
Я ахнула.
— Шутка, — улыбнулся Джимми.
Я обессиленно присела на камень, завернула порванную штанину и робко дотронулась до ноги.
— Что случилось? — спросил он.
— Да, порезалась, когда в первый раз через ограду лезли.
Джимми осмотрел мою ногу.
— Ничего страшного. Хочешь, я ее поцелую, и все сразу пройдет?
— Правда?!
Джимми вдруг встал и показал рукой на озаренное далеким пожаром небо. Видишь, как много хлопот возникает только из-за того, что не можешь себя заставить как следует трахнуть врага по голове…
Последнее утро на Тинтере было прекрасным. Вместе с лошадьми мы сидели в окруженном со всех сторон скалами «орлином гнезде» недалеко от побережья. На небольшой площадке росла трава, струился горный ручеек; день был ясным, и только далеко в вышине плыло несколько кучевых облаков. Было тепло, и мы, сняв куртки, позавтракали, упаковали вещи и теперь просто спокойно сидели и грелись на солнце.
С одной стороны наша скала круто обрывалась к океану, серому, с белыми барашками волн, накатывавшихся на узкий пляж. Редкие птицы парили на ветру, и нам казалось, что мы слышим их крики. Взглянув в глубь материка, можно было увидеть луга в предгорьях и прорезанные долинами холмы, покрытые волнующимся морем деревьев ровного оливкового цвета. Где-то в этом море бродили дикие лосели и рыскали охотящиеся за нами люди. Лоселей мы видели, и они видели нас; они пошли своей дорогой, мы — своей. Людей за последние четыре дня мы не встречали совсем. И где-то в этом лесном море затерялись другие ребята с Корабля. Их мы не нашли тоже. Жаль. Свое сигнальное устройство — одно на двоих — мы включили рано утром.
Но прилетели за нами только через шесть часов. И все это время мы оставались настороже, изредка переговариваясь вполголоса.
Возвращение прошло удивительно буднично. Разведкорабль сел, выпустил трап, и мы, поднявшись на борт, отвели в стойла лошадей. Мистер Писарро отметил нас в списке — шестым и седьмым номерами.
— Пойду наверх, поговорю с Джорджем, — сказала я Джимми.
— Ладно, — он кивнул, — а я пока расскажу мистеру Писарро, что с нами было.
Почему-то нам казалось, что они должны об этом узнать. И, пожалуй, действительно, на нашу долю выпало больше приключений, чем хотелось бы.
— Поздравляю тебя, Взрослая, — сказал Джордж, когда я появилась в рубке. Я так и знал, что ты преуспеешь в Испытании.
— Спасибо, Джордж, — ответила я ему. — Скажи мне, у тебя пока не было затруднений с подъемом ребят?
— Нет пока, — ответил он. — Но я беспокоюсь. Смотри. — Джордж показал на координатную сетку, которая служила ориентиром для посадок. На ней не горели двенадцать лампочек из двадцати девяти. — Последняя зажглась всего два часа назад. Боюсь, мы не досчитаемся слишком многих.
Вкратце я рассказала ему о том, что с нами произошло, и сверху наблюдала, как поднимали Вени Морлок и еще двоих. Затем я спустилась вниз и села рядом с Джимми.
— Осталось поднять только шестерых, — сказала я. — Смотри, как нас тут мало.
— Неужели так плохо?! Хотел бы я знать, что по этому поводу скажет Совет.
На борту находились всего десять ребят. Из нашей шестерки я сама, Джимми и Вени были в безопасности, но Ат, Эллен и Ригги все еще оставались внизу.
Вдруг по внутренней связи Джордж потребовал общего внимания.
— Эй! Заткнитесь и слушайте! Один из наших там, внизу. Не знаю, кто это, но по нему стреляют. Придется нам его отбивать. Даю вам две минуты, чтобы разобрать оружие. Потом я спикирую, выброшу трапы, вы выскочите наружу и поведете настильный огонь. Ясно?
У некоторых ребят оружие было при себе, а мы с Джимми бросились к козлам со снаряжением и вытащили свои пистолеты. Я сама зарядила свой. Нас было одиннадцать человек, включая мистера Писарро. Мы разбились на группы; Джимми, я и Джек Фернандес встали у одного трапа. Затем Джордж спикировал до земли, как перышко посадив Корабль, и выбросил все четыре трапа одновременно. Мы сбежали вниз: Джимми в центре, Джек слева, я справа. Корабль опустился на вершине покрытого лесом холма, и инерция моего тела плюс наклон отправили меня по назначению — носом в землю. Но именно это мне и было нужно. Откатившись за ближайшее дерево, я оглянулась и увидела почти скрытого кустом Джимми.
Здесь, в сотнях миль от того места, где подобрали нас, в воздухе висел туман и знакомые серые облака закрывали небо. С другой стороны Корабля снизу доносилась стрельбы. Нашего парня прижали к земле в пятидесяти ярдах под нами среди каких-то камней, которые вряд ли могли послужить укрытием кому-нибудь, кроме того маленького зверька, которого я накормила крошками от завтрака еще в «орлином гнезде». Крошечное такое было создание… Парнем среди камней был Ригги Аллен, и он отчаянно отбивался. Я видела, как хлестал луч его ультразвукового пистолета, а примерно в тридцати футах выше по склону лежал труп его лошади.
Ригги повернул голову и посмотрел на нас.
Нападавшие укрывались за деревьями и валунами. Отчасти это спасало их от огня Ригги, но с того места, где находись мы, они были видны как на ладони. В несколько секунд оценив ситуацию, я подняла свой пистолет и выстрелила, целясь в солдата с винтовкой. Дистанция была больше, чем мне показалось, пуля вспахала землю футов на десять ближе, но солдат отпрянул назад.
Из порохового пистолета я стреляла впервые. Он с грохотом дергался в руке, и, однако, это доставляло определенное удовольствие. Ультразвуковой пистолет бесшумен, и если промахнешься, то получишь какой-нибудь увядший и пожелтевший листок, не более того. Этот же револьвер даже в случае промаха производил куда больший эффект — пули поднимали фонтанчики пыли, зарываясь в грунт, смачно визжали, рикошетируя от камней, и оставляли на деревьях заметные царапины: вполне достаточно, чтобы заставить пригнуть голову даже самого стойкого человека.