Карел Чапек - Библиотека современной фантастики. Том 11. Карел Чапек
В то же время интригующие научно-фантастические допущения — лишь одна сторона произведений Чапека, только одно их слагаемое. Огромную роль в его романах и драмах играет социально-сатирическое начало. Писатель не просто демонстрирует силу человеческого разума, способного на величайшие открытия Он выбирает такие изобретения и открытия, которые, подобно мощному катализатору, способны ускорить и форсировать процессы, идущие в обществе, увеличить до гигантских масштабов определенные пагубные тенденции современной жизни, обнажив тем самым их сущность. Зачастую Чапек контрастно сопоставляет неисчерпаемые возможности научно-технического прогресса и пороки современной общественной жизни, обращающие достижения человеческого гения во вред самому творцу-человеку. Научно-фантастическая гипотеза в произведениях Чапека служит средством заострения и гиперболизации определенных жизненных- проблем. Интересно при этом, что если Уэллс нередко переносит читателя в далекое будущее, отстоящее от нашего времени иногда на десятки столетий или даже тысячелетия, то в романах и драмах Чапека мы не встретим таких случаев. В утопиях английского писателя те или иные черты современной жизни «укрупняются» и доводятся до своего логического завершения с помощью проекции их в далекое будущее, где они как бы полностью проявляют себя. Чапек, наоборот; сосредоточивает усилия на том, чтобы мотивировать стремительное ускорение и нарастание процессов. События его романов и драм практически «вписаны» в современность. Не машина времени уносит читателя в даль грядущих веков, а те или иные процессы резко ускоряются и разрастаются под воздействием изменившихся обстоятельств.
Поставленное в промышленных размерах производство биологических роботов (пьеса «Р.У.Р.») избавляет людей от необходимости трудиться, и человечество деградирует, уподобившись современным верхам буржуазного общества и предавшись «сплошной сумасшедшей скотской оргии». С другой стороны, процесс очеловечивания роботов по иронии современных общественных отношений превращается в усвоение ими бесчеловечности: роботов обучают обращению с оружием, посвящают в военное искусство, используют в качестве солдат, пока они, наконец, не восстают против человечества.
Подобные фантастические события, бросающие сатирический свет на современную жизнь, развертываются и в других произведениях чешского писателя. Вместе с тем его романы и драмы в той или иной степени противоречивы по своей внутренней направленности. Хотя принцип мысленных экспериментов предполагает взаимодействие научно-фантастических допущений с логикой явлений и процессов объективной действительности, ложные философские посылки там, где они сказываются сильнее, смещают мысль писателя в сторону произвольных обобщений, утрачивающих объективное жизненное наполнение. Противоречив и замысел первого романа Чапека «Фабрика Абсолюта» (1922).
Произведение было задумано как иллюстрация весьма горькой и вместе с тем язвительно-иронической мысли: «Если бы человечеству явилась сама абсолютная истина, сам бог, то, не говоря уже о том, что не те, так другие сделали бы из него предмет купли-продажи, не говоря о том, что он разрушил бы наш общественный строй, основанный на принципах совершенно безбожных (что и доказывается в первой половине книги), тотчас и неизбежно люди наделали бы из него идолов, релятивные полуистины, куцые и узкие лозунги, продиктованные сектантскими, национальными и частными интересами. Возник бы бог сапожников и бог портных, истина европейцев и истина монголов, а затем во имя бога, истины, расы или еще чего-либо великого человек восстал бы против человека, потому что дым от его жертвенного костра идет в ином направлении, чем дым его брага Авеля». Эта мысль, которой Чапек поделился, комментируя замысел романа, была навеяна философией релятивизма. Вместе с тем эту мысль нельзя понимать буквально. Она заключает в себе изрядную дозу саркастической иронии, звучащей как упрек современному человечеству, только что пролившему столько крови на полях сражений мировой войны. И сколь пи парадоксально, эта мысль — своеобразное выражение тоски по справедливому миру без войн, насилия и гнета, где главной ценностью был бы человек. Буржуазная действительность и мировая война в значительной степени убили веру писателя в близкую возможность такого мира, но не избавили от мечты о нем. Ошибочно полагая, что конечный источник конфликтов лежит в самой расщепленности разнонаправленных интересов и представлений людей, Чапек, по его собственным словам, хотел своим романом призвать к «терпимости»: «Надо смягчить догмы и истины, чтобы ощутить благосклонность к человеку». Парадокс состоит, однако, в том, что сам писатель не может смириться с вредоносными тенденциями современной жизни, признавая тем самым объективную ценность и истинность гуманистических моральных устоев. По сути дела, роман не лишен невольной полемики автора с безысходным тезисом «все правы по-своему». Чапек отнюдь не склонен признавать правоту ни за лицемерным ханжеством религии, ни за бонапартистскими стремлениями к мировому владычеству, ни за национальными и межгосударственными распрями. Он непримирим в своем отрицании войны. Вспомним, какая щемящая нота звучит в романе, когда художник говорит о солдатах, ввергнутых в кровавый ад всемирных битв: «И у каждого из сотен миллионов солдат некогда были детство, любовь, привязанности, жизненные планы, каждый мог испытать страх и мог стать героем, но чаще всего ощущал только страшную усталость и был бы рад мирно растянуться на постели; никто не желал себе смерти. А потом от всего этого останется лишь горсточка сухих сведений: битва там-то и там-то, такие-то и такие-то потери, такой-то результат — и к тому же этот результат ничего, по существу, не решал». В этих словах столько тоски по нормальным, естественным человеческим отношениям, не искаженным братоубийственной враждой, что для относительности критериев здесь не остается места.
Противоречие между тезисом «каждый прав по-своему» (или «никто не обладает истиной») и неприятием бесчеловечной морали приведет писателя позднее, когда он познакомится с идеологией и практикой фашизма, к пересмотру самих философских посылок. Пока что противоречие заключено в самом романе.
Для современного читателя ясна наивность и несостоятельность отправной мысли Чапека, опасающегося всякой борьбы и возлагающего надежды лишь на смягчение точек зрения. Да и сам писатель в 30-е годы отказался от сближения иллюзий и истин, насилия и борьбы за справедливость, принципиальной разницы которых он словно бы не замечал в «Фабрике Абсолюта».
