Юрий Максимов - Зиккурат
Среди прохожих стало попадаться больше женщин. И молодых в том числе. Парочка встретилась так и вообще красавиц. Жаль, что они быстро отворачивались, если чувствовали взгляд, а то и капюшоны приспускали.
Улица вывела нас на площадь, не шибко большую. Первое, что бросилось в глаза, – скромный постамент сбоку, над которым под прямым углом друг к другу торчали две разрисованные стелы и маленький столбик между ними.
Мы, не сговариваясь, переглянулись. Тези Ябубу потянулся к груди и щелкнул кнопкой, выключая транслят. Я и Вася сделали то же.
– Будем осторожны, – процедил капитан. – Надо выяснить отношения дваров с сангнхитами. И отношение к нам. Не хотелось бы застрять здесь надолго. Однако в сложившихся обстоятельствах такой вариант возможен. Более того. Не исключено, что мы тут останемся навсегда.
– О Господи! – Русский с ужасом перекрестился. – Только не это!
– Вася, где твое смирение перед волей Божией? – усмехнулся я.
Софронов обернулся и так посмотрел, что мне даже стало неловко. Вспомнилось, как дрожал листок в его руках, когда он перечитывал написанное мною стихотворение Анне. К ней он, что ли, спешит? Неужто и впрямь на что-то надеется? Разве можно всерьез думать о женщине, с которой лишь раз говорил и даже не помнишь толком, как она выглядела? Тут вон настоящих хоть отбавляй. Пусть и малорослые, но для Васи в самый раз, он и сам не шибко высок. Фигурой ладны, на лицо приятные. Весьма. И наверняка не эмансипированные. Я не удержался и подмигнул очередной дварке.
С площади мы свернули в другую улочку, поуже и поспокойней. Прохожих здесь почти не было.
Так чего рваться к замученной блондинке-операторше? Думать, что у нее совсем никого нет, мягко говоря, самонадеянно. А если даже нет, много ли шансов у Васи с его комплекцией? А после Агана еще и бородку вздумал отращивать…
Хотя если мы вернемся, то уж точно станем героями новостей. И не только новостей. Ордена какие-нибудь на грудь повесят, премиями осыпят, в учебники впишут… Даже если та блондинка-операторша и подыскала кого-нибудь себе на время нашего полета, то по возвращении быстро догадается что к чему, сориентируется правильно. Кстати, уверен, что Марлен тоже ко мне прибежит. Это в ее характере. Даже побиться об заклад готов, да не с кем. Приползет, как миленькая… Надо будет заранее подыскать фразу, которой я ее припечатаю. Что-нибудь изысканно-язвительное, утонченное и обезоруживающее одновременно. Так, чтобы она молча убралась из моей жизни, на этот раз – окончательно. Неплохая задачка для ума. Впрочем, не много ли для нее чести?
Пока я размышлял, мы добрались до места. Пройдя ворота с обломанными рогами, оказались посреди захламленного двора перед двухэтажным каменным особнячком. Низкий дверной проем, куда устремился наш провожатый, был завешен грязно-бурой тканью. Когг, отстранив полог, юркнул в полутьму прохода. Вася пролез следом, капитан повернулся ко мне:
– Пойдем, Клаус!
Я прищурился, оглядывая дворик:
– Тези Ябубу, а можно я здесь останусь? Ну что мы будем таскаться всюду по трое? Переговоры ведет Вася и неплохо справляется. А от меня какой прок? Быть молчаливым статистом как-то не по мне. Вечером посмотрю записи Васиного призапа, вместе с Сунем. А сейчас – давай посижу тут на лавочке, понаблюдаю за жизнью местных. Если что – с тыла прикрою.
Он посмотрел на меня с сомнением, потом кивнул и шагнул в дом.
Я же остался во дворе. Поразмыслив, направился к лавочке под высокой липой, присел, вытянул ноги. За тот час, что мы здесь бродим, успел нагулять ощутимую усталость. Забор защищал от ветра, поэтому было не так холодно, как снаружи. Но и не жарко, совсем нет. В череде облаков, плывущих сверху, то и дело случались прорехи, и тогда местное солнце на короткий миг освещало двор, а потом все снова темнело.
По двору бродили местные куры, копаясь в земле. Наверняка это какие-то другие птицы. Поменьше кур, с черными клювами и коричневыми перьями. Справа от ворот темнело выложенное закопченными камнями кострище со старой золой. Левее, возле дома, высилась поленица. Дальше стояла метла и бочка с темной водой.
Душу затопляла апатия, расшевелить которую было не под силу даже диковинкам неведомой культуры. Еще вчера, когда я готовился к огромному массиву работы по астрографии, меня распирало от планов, сил, решимости. Да, объем вырисовывался нешуточный, понимаю, почему Сунь в итоге спасовал. Это все равно что гору руками раскидать. Но можно было сдюжить. Можно. Жаль, что моей уверенности не хватило на остальных.
Они решили положиться на волю случая. Именно так, а вовсе не на волю Бога. Уж я-то патерики читал, может, и поболе Васиного. Не молились мы, не постились, не вопрошали и жребия не метали. Подменили волю Божию голосованием, теперь и получили поделом. Нет здесь волшебного ключика. Проблема все та же, но теперь уже действительно – нерешаемая. Отсюда толком карту звездного неба не составишь. Оптика у нас не та, телескопы сквозь атмосферу не потянут.
Вот и пусть сами выкручиваются, как знают. А я отдохну. На лавочке посижу. На «Арксе» – тоже. Ну, за сканированием послежу, много времени не займет, вроде как при деле, не придерутся. В политических интригах с дварами участвовать не намерен. Пусть сами.
Я спрятал зябнущие кисти рук в подмышки и, склонившись, задумался над словами капитана. О том, что мы можем застрять здесь на всю жизнь.
А так ли в действительности дорога мне Земля? И чем? Что меня там ждет, что держит? С родителями я не общаюсь лет десять. Это если по-серьезному. А вообще, конечно, звоню время от времени, посылаю открытки на День Подарков и День Объединения, обязательно приезжаю на день рождения отца или матери, и на день их свадьбы тоже, если получается. Как и Кристи с Мартином… но стоит нам собраться за одним столом, общение ограничивается пересказом давно пережеванных скучных новостей друг про друга, отцовского хобби и приготовленной матерью еды. Нам нечего сказать друг другу.
Два часа я сижу, ем, улыбаюсь, киваю, а про себя лихорадочно соображаю, чем бы занять мозги, пока они окончательно не спеклись. Я признателен родителям за мое рождение и воспитание, но даже по телефону нам не о чем говорить дольше двух минут.
Я люблю их издалека. И отсюда бы, пожалуй, любил еще больше. Единственное, что смущает – хотелось бы, чтобы они знали, что со мной все в порядке, и не беспокоились.
Что еще? Эта дура Марлен уже три года как счастлива с новым мужем, если только и с ним не развелась. Друзей толковых нет. Пожалуй, Суня и Тези Ябубу я с куда большим основанием могу назвать этим словом. Но и здесь остаться… без цивилизации, без сети, без работы, без компьютеров, без старинных улочек и кафешек нашего городка…
