Станислав Михайлов - Эра воды
Возможно, человек все же произошел от приматов, и гены помогли мне, но я ни разу не сорвался. Автотрассировка гарантировала возвращение к катеру даже в случае потери связи, которая не удивила бы меня, учитывая загадочный радиоволновой экран в тропосфере Ганимеда и хребет, который ляжет между мной и морем, если придется пробираться дальше вглубь суши.
Меж тем сигнал усиливался, я определенно приближался к источнику, хотя непонятно, как он мог оказаться в горах в десятках километров от ближайшего жилья. Заплутавший собрат-планетолог? Исследователь, которого катастрофа застала на маршруте?
Буквально следующим прыжком я выскочил на более-менее ровную площадку, со всех сторон, кроме моей, окруженную топорщащимися скалами. На ней, подобный грибу, инородным наростом красующемуся на стволе зараженного дерева, сидел ярко-оранжевый цилиндр робота-лаборатории. Такие обычно сопровождали биологов. Судя по всему, он был деактивирован.
Прислонившись спиной к броне роболаба, лицом в сторону моря сидел человек в легком скафандре. Вода тонким струящимся покрывалом стекала по нему и устремлялась к морю.
Обесточенный робот… Легкий скафандр… Неделя-другая в автономном режиме…
Этот человек мертв, и мертв уже давно.
Я подошел ближе, чтобы убедиться. Так и есть. Показатели биоактивности на нуле. Сквозь текущую воду лицо плохо просматривалось, или, возможно, шлем запотел изнутри, но я был уверен, стерильная атмосфера сохранила труп в целости. Возможно, несчастный убил себя сам, введя смертельную дозу какой-нибудь гадости из аптечки, чтобы избежать мучительной смерти от удушья. Судя по знакам на скафандре, он принадлежал механику. Что делал механик на таком расстоянии от станции, один, без мехботов, в такой неподходящей аммуниции?
Что-то мешало мне открыть его шлем…
Радиосигнал продолжал моргать на пеленгаторе, он шел сверху. Допрыгав туда, я обнаружил какую-то коробку, прикрытую от дождя импровизированным зонтиком, несколько металлических штырей и тянущиеся к ним провода. Что ж, часть картины прояснилась: механик собрал передатчик, использовав детали от робота-лаборатории, и затащил это устройство на самую высокую точку в окрестностях, чтобы радиосигнал ловился как можно дальше.
Это могло быть неделю или две назад, да хоть бы и в самый день местного Армагеддона. Почему он не пошел к станции? Высота и крутизна гор на Ганимеде обманчива, в своем легком скафандре он мог бы прыгать вверх на несколько метров, хвататься одной левой и подтягиваться чуть ли не на мизинце. Возможно, именно с ближайшей станции он и пришел сюда?
Внутри у меня похолодело: что если он обошел ближайшие станции, превращенные взрывами в радиоактивные кратеры, и, в последней надежде, наткнувшись на мертвого робота, попытался вызвать помощь, соорудив импровизированный маяк и послав в молчащий эфир древний, забытый большинством землян, сигнал бедствия?
Ничего не поделать, и я спустился обратно на площадку. Дождь собирался на ней, негрубоким ручьем омывал мои ноги, огибал неподвижную махину оранжевого робота, ярким пятном маячившую в тумане, и продолжал свой нескончаемый бег к океану.
Я присел рядом с мертвым механиком, насколько позволяло мое тяжелое обмундирование, и задумался, что с ним теперь делать. Наверное, лучше всего оставить здесь…
Рука уже потянулась к его шлему, как вдруг меня осенило. А что, если он оставил сообщение, записал в память скафандра или на каком-то личном устройстве? Нужно запитать его энергосистему от моей!
Я прислонился спиной к гладкому боку роболаба и соединился с внешним разъемом скафандра механика. Абсурдная и трагичная картина: мертвец и пока что живой спасатель среди отвесных круч, в одинаковых позах — прислонившись спинами к отказавшему роботу — глядят в невидимую даль, где за стеной тумана и ливня вяло накатывает на пустынные прибрежные скалы не менее пустынный океан и неслышно работает водомет пустого катера, оставленного на автоякоре. Возможно, ему предстоит честь оказаться первым Летучим Голландцем Ганимеда.
Вода стекает по плечам и ногам сидящих, а парой десятков метров выше механически повторяет радиовсхлипы собранный покойником маяк: S-O-S.
Изотопная батарея продержится долго. И через сотни лет, если не откажет другой блок самопальной радиостанции, ее сигнал будет носиться над Ганимедом. Точнее, над ближайшими окрестностями, мощность-то маловата, и кругом горы.
Если, конечно, люди так и не вернутся сюда.
— Алекс Данстон, регистрационный номер… — Раздалось под моим шлемом, да так громко, что я чуть не подпрыгнул. — Инженер-механик третьего класса, приписан к станции Ярошенко, номер двадцать один…
Несомненно, голос принадлежал моему соседу. Вернее, тому, кем он был сколько-то дней назад. Появилось и изображение. Видеозапись внутренней камеры шлема. Молодой парень, в глазах — растерянность, усталость и, одновременно, что-то несгибаемое.
Я напрягся, осознав, что не уберись я в свое время с Ганимеда, на подобной записи могло бы оказаться мое лицо.
— В результате необъяснимого происшествия наша станция взорвалась. Я в это время проводил диагностический осмотр отказавшего робота-лаборатории биологической службы. Вернее, я спал… — казенный голос, бесстрастно пересказывавший события, дрогнул, сбившись со взятого ритма, и мне показалось, парень слегка усмехнулся. — Работа затягивалась, не выспался, решил урвать пару часиков, пока мехботы трудятся. Проснулся от удара. Все как подпрыгнет! Огляделся — ни одного мехбота рядом. И станция молчит. Поискал каналы, но в эфире тишина. Гляжу, система связи-то накрылась, и спутниковый навигатор отключился. Но я дорогу знаю, хотя забрасывали прыгуном, на трассировщик записалась, а он живой. Карты тоже целы, память не полетела, и я пошел на базу. Тридцать километров отпрыгал, а базы-то и нету. Вместо станции нашел котлован с бурлящей водой. Датчик радиации орет, ушел я оттуда. И что делать?
В лице механика промелькнуло пережитое разочарование. Не знаю, как сам перенес бы такой подарок судьбы. Алекс перенес достойно, он продолжал бороться:
— Причал накрыло обвалом, половина горы откололась. Рядом больше станций нет, еще сотню километров по горам мне не отмахать, ресурс-то в этой шкуре не особо… Выскочил по-быстрому, думал, к вечеру заберут, хоппер должен был обратно пропрыгать. Не нарушайте, дети, технику безопасности, всегда соблюдайте инструкции!
Он нашел в себе силы хмыкнуть, но надолго этого веселья не хватило. Алекс тоскливо посмотрел куда-то в сторону и продолжил:
— Я решил вернуться. Не дойду ведь до соседей, а отсюда прыгун меня должен бы забрать… Будут искать… Я думал, батареи от робот-лаборатории к себе подключить и ждать хоть до второго пришествия, пока с голоду не умру. Не может же быть, чтобы так долго не нашли. А батареи-то дейтериевые сняли, когда он сломался. Нефиг было засыпать на диагностировании, это ж мехботы сразу должны были отбить. Ну, да, вот, опять нарушил инструкцию, выходит, не дураки сочиняли. Осталась только «вечная батарейка», на изотопах, можность никакая, на реген воздуха не хватит даже. Вот, собрал маяк, сижу, жду. Часов десять еще протяну. Надеюсь, подберут. Заменил блок радиосвязи и навигатор на резервные, а все-равно не пашут. Похоже, тоже накрылись. Хотя странно, свой-то сигнал ловлю… Черт знает что. Заберите меня уже отсюда!
В конце голос парня сорвался, и он остановил запись. Но тут же последовала новая. Судя по маркеру времени, через одиннадцать часов пятнадцать минут.
— Алекс Данстон и все такое прочее, — лицо потное, дышит с трудом, говорит торопливо. — Меня не нашли. Что-то не так на Ганимеде, не могут они все молчать! Кто меня найдет, передайте запись в КК и родным. Климат отключился, сейчас реген встанет и мне крышка. Так что кольнусь, чтоб не мучиться. И знаешь, что…
Щелкнуло, и наступила тишина. Запись кончилась. Похоже, камера вырубилась раньше системы обновления воздуха, и мне не пришлось смотреть, как он умирает. К кому были обращены последние слова? К матери, другу, девушке? Они остались в прошлом, не попав в историю, не проскользнув в щель случайностей и стечений обстоятельств.
До событий на Марсе я бы сказал, что они потерялись, а теперь не уверен. Возможно, все, что мы делаем, о чем думаем или даже то, что мы могли бы делать и думать, даже в нескольких вариантах, хранится где-то в памяти Вселенной, потому что, сдается мне, единственное, что реально существует, это память и ее проектор — Время. И оно совсем не то, что мы о нем думаем.
Я сидел плечом к плечу с мертвым, но уже немного знакомым Алексом Данстоном, и глядел на дождь. На секунду я поверил, что механик жив и смотрит вместе со мной.
Глубоко вздохнув, я отключился от его скафандра, вычеркнул из списка станцию номер двадцать один и поднял руку в никому не нужном прощальном салюте. Хотя, думаю, он желал бы этого. Да и сам-то я, возможно…
