Василий Гунько - Богатым быть не вредно
- Послушайте, а кто вам сказал, что я с вами не согласен! - редактор начинал злиться. - В противном случае я бы не допустил публикацию вашего фельетона. И, представьте себе, меня никто бы не заставил! Это-то вы понимаете?
Василий Степанович молчал, но всем своим видом показывал, что его рука не поднимется подписать то, что противоречит его убеждениям.
Недолго раздумывая, редактор позвонил своему вышестоящему начальству:
- Алло, Иван Петрович, автор фельетона отказывается подписать извинение, - он ждал ответа несколько секунд.
- В таком случае подпишите его сами, а этого психолога-юмориста гоните прочь и не подпускайте его больше к редакции на пушечный выстрел! услышал редактор и сразу положил трубку.
- Я вас больше не задерживаю! - сказал он Кривошееву так, будто выстрелил ему прямо в лоб чем-то липким и неотмывающимся.
Василий Степанович никак не отреагировал на нервную вспышку редактора, спокойно встал и поразительно вежливо ответил:
- Спасибо за внимание, извините, до свидания!
Главного редактора это привело в ярость, и он с трудом удержался, чтобы не запустить в него чем-нибудь тяжелым...
Вечером Василий Степанович позвонил своей бывшей жене домой:
- Слушай, Валя, тебе не кажется, что, удовлетворив твои амбиции, я нажил себе очень много врагов?!
Она поняла, что речь идет о фельетоне, потому с глубокой досадой сказала:
- Эх, Вася, Вася... Да не стоишь ты даже мизинца Кукушкина. Какой же ты кандидат психологических наук, если не мог предусмотреть такой реакции. Мы ждали митинга против шарлатанства, а получили - против себя. Какой позор, моя директриса места себе не находит...
- Значит, по-твоему, я еще и виноват?
- Интересно, а кто же? Разве я писала этот дурацкий фельетон?
- А кто меня об этом просил?
- Я тебя просила только наладить с ним контакт, а не печатать то, в чем ты ни фига не смыслишь! - почти прокричала Валя в трубку. - А ты?.. Что, слюнки от зависти потекли?!
- Ты знаешь, мне кажется, что я очень правильно сделал...
- Что ты правильно сделал?!
- Я очень правильно сделал, что вовремя развелся с тобой, - буркнул он и сердито бросил трубку.
Валентина Михайловна долго слушала короткие гудки, затем в отчаянии заплакала. Она чувствовала себя одинокой и несчетной.
После публикации извинительного текста в вечерней газете сторонники таланта Кукушкина несколько успокоились. Но Генриетта Степановна не сложила оружия. Она решила обратиться к более известным и компетентным лицам. Перебрав в памяти всех своих знакомых ученых, позвонила профессору института психологии, академику Петру Петровичу Петровскому.
- Уважаемый Петр Петрович, как вы смотрите на такое явление, как Кукушкин? - начала она осторожно.
- Уважаемая Генриетта Степановна, на такое явление я вообще не смотрю, - весело ответил он.
- О, у вас сегодня хорошее настроение, очень приятно...
- Чего не скажешь о вашем настроении. Генриетта Степановна, вам надо было пойти на сегодняшний митинг, и вы бы зарядились хорошим настроением минимум на месяц.
- Вы хотите сказать, что участвовали в сегодняшнем... митинге?! - она чуть не сказала: балагане...
- А что здесь удивительного. Я, конечно, непосредственно не принимал участие, но слушал и наблюдал с удовольствием. Таких трогательных и искренних речей я никогда не слышал! Представляете, многотысячная толпа честно и открыто защищала одного человека. Причем дозволенными методами... А при истинной демократии за основу берется мнение большинства, даже если оно и ошибочно.
- Я не согласна с вами, то есть с мнением этого большинства.
- Лично я в этом ничего вредного не вижу, - подчеркнул профессор, поняв, что она хотела найти в нем своего единомышленника. - А что вас так беспокоит?
- К сожалению, Петр Петрович, меня беспокоит то, к чему вы совершенно равнодушны, - вздохнула Генриетта Степановна. - А я так рассчитывала на вашу помощь.
- Если вы, уважаемая, готовили мне роль Василия Степановича Кривошеева, то действительно напрасно. Я никогда не стану людям мешать верить в чудо! Это не гуманно. Да и, в конце концов, это их право...
После этого разговора она закрылась на кухне и закурила. Ей хотелось понять себя. Всячески пыталась успокоиться, смириться с поражением, но чувство гордости заставляло искать выход. Ведь должно же быть единственно правильное решение, которое может принести ей победу!
После долгих раздумий Генриетта Степановна пришла к выводу, что она неравнодушна к Кукушкину. Стыдно было думать об этом, но расстаться с этой мыслью ей не удалось до самого утра.
А утром она позвонила Кукушкину домой. Ей нужна была только победа, даже ценой уступок и унижений. Но его телефон молчал, и она решила снова ехать во Дворец культуры.
Всеволод Львович был в трансе. Второй день он уговаривал Кукушкина возобновить выступления, но безуспешно. Более того, Вася даже отказался отработать перенесенные представления. Второй день он находился в гримерной и никого не пускал. Переговоры велись через закрытую дверь. Единственное, что позволил ему Кукушкин, так это бросить в открытую форточку несколько экземпляров вечерней газеты, в которой было напечатано публичное извинение перед ним.
- Вот что, дорогой мой гастролер, - наконец не выдержал импресарио, если вы не хотите соблюдать условий нашего трудового договора, тогда платите неустойку. Я не намерен из-за ваших капризов терпеть убытки!
- Согласен, - ответил Вася с постели, на которой он лежал во фраке, и рассмеялся. - Убытки перекройте моей зарплатой! Но если этого будет недостаточно, у меня еще кое-что сохранилось из ваших сбережений!
Хитроумова передернуло. Он долго молча ходил по приемной, будто искал пятый угол в квадратной комнате. И наконец нашел.
По контракту сегодня был день зарплаты. Вызвав по телефону срочно кассиршу, которая работала в кооперативе по совместительству, он отправил ее в банк за деньгами. Через час они уже были готовы выплатить Васе зарплату.
- Василий Васильевич, откройте, пожалуйста, дверь кассиру и получите свой добросовестно заработанный гонорар! - вежливо окликнул его Всеволод Львович и тихо постучал.
- Заходите, дверь открыта! - ответил Кукушкин, уже сидя в кресле и покуривая. Хитроумов пропустил кассира вперед, затем с улыбкой зашел сам и с протянутой рукой поспешил к Васе. Пока они обменивались рукопожатиями, кассирша достала деньги, расходный ордер и положила на стол.
- Напишите, пожалуйста, сумму прописью, поставьте сегодняшнее число и распишитесь в получении, - с волнением сказала женщина и дрожащей рукой протянула получателю шариковую ручку.
Кукушкин спокойно расписался и посмотрел на три пачки не распечатанных пятидесятирублевых купюр. Затем одну из них надорвал и дал несколько ассигнаций кассиру.
