Александр Гейман - Чудо-моргушник в Некитае
- Долой обрыдших колониалистов!
Аббат, не отставая от своего друга, тотчас крикнул в глаза Пфлюгену:
- К чертям германских милитаристов!
И сделал свой коронный футбольный жест правой рукой. Император показал большой палец, а весь зал разразился бурными продолжительными аплодисментами. К французам беспрерывно подходили все новые придворные и наперебой выражали свое сочувствие и поддержку. Не было лестных слов, какими бы они не удостоили двоих героев - особенно, конечно, графа Артуа. Но и аббат пожал свою жатву признания, - в частности, все восхищались его мастерскими мячами в финальном матче Кубка чемпионов и всячески хулили сапожника-судью. Что же до мерзкого додека-педираса, то есть говенного рецензента Гастона де Мишо, то его все называли не только непечатно, но даже неписьменно и непроизносимо (и вот почему эти сочные эпитеты просто не могут быть явлены на этих страницах - а что делать, охрана общественной нравственности, господа!).
Императрица пригласила графа к себе за стол на возвышении. Она смотрела на него взором безмерного восхищения и некоторой вины.
- Граф, - срывающимся голосом говорила императрица, - признаюсь, вчерашнее недоразумение с ханориком-телепатом ложно подействовало на меня... Я виновата перед вами... Но теперь, теперь, когда все разъяснилось... Граф, вы - герой, герой моей мечты!
Она вглядывалась в его лицо с выражением бесконечной любви и обожания.
- Поэт, рыцарь, онанавт, - прошептала государыня, пожимая руку графа. - Вы - настоящий мужчина, граф! Но, - добавила она тут же, - вы тоже передо мной провинились.
- Чем же? - изумился граф.
- А почему вы вчера вечером не заглянули ко мне после литературного вечера? Мне было так тоскливо, так одиноко...
- О, мадам! - вскричал граф. - Умоляю, наложите, наложите же на меня самую строгую кару за этот проступок! Я готов на что угодно, чтобы искупить свою вину!
- Нет, нет! - шаловливо погрозила ему пальцем императрица. - Я вас так легко не прощу. Вы должны придти ко мне сегодня и умолять о прощении.
- Как долго, ваше величество? - переспросил граф, ещё не вполне поверив в свое счастье.
- До тех пор, пока я не смилостивлюсь и не прощу вас!
- Я готов провести подле ваших ног целую вечность! - пылко отвечал Артуа.
- Посмотрим, сученок, - отвечала со злобной улыбкой императрица и хищно облизнулась.
Еще не окончился прием во дворце, как государыня увела графа в свой будуар, где он немедленно принялся молить её о прощении. Аббат был вынужден возвращаться домой в компании де Перастини. Граф же приехал ранним утром и проспал полдня. Он вышел только к обеду.
- Как, - участливо осведомился аббат, - вы уже прощены?
Граф сделал небрежное движение победителя.
- Почти. Я умолял о прощении всю ночь и...
- И?
- Под утро мне удалось тронуть сердце государыни - я вовремя вспомнил один способ - мне его показала одна черноглазая служаночка... впрочем, это неважно. Но государыня сказала, что ещё не вполне простила меня. Вечером я снова отправлюсь к моей даме и, с Божьей помощью, выпрошу на сей раз окончательное прощение.
- Я помолюсь за вас непорочной Агнессе, граф, - сказал аббат.
После обеда к ним нагрянули гости. Сначала заявился де Перастини.
- Ну, вы, ребята, даете! - забазлал он с порога. - Так утереть нос этому Тапкину и Пфлюгену! Я проходил под окном британца - оттуда слышатся рыдания и звуки волынки... Кстати, граф, вы уже выпросили августейшее прощение?
- Не совсем, - отвечал граф. - Но сегодня я надеюсь добиться окончательного помилования.
- Ну, это вы зря! - заметил итальянец. - Если уж после первой ночи вас не простили, то теперь уж не меньше месяца придется... А кстати, как вы просили о прощении - снизу или сверху?
- Граф всегда молит о прощении сначала сзади, потом снизу, а потом сверху, - любезно отвечал за графа аббат.
- Попробуйте сбоку, - немедля посоветовал де Перастини. - Уверяю вас это лучший способ умаслить самую неподатливую особу.
- Спасибо за совет, - холодно отвечал граф, задетый за живое тем, что его компетенция оценивается так профанически. - Только я не нуждаюсь ни в чьих советах. Уж я-то, во всяком случае, лучше вас знаю, каковы есть способы растопить лед в женском сердце.
- Да я же по-простому, граф! - обиделся де Перастини. - Поберегите пыл для вашей дамы. Вы, теперь, конечно, фаворит, можете хоть что делать, хоть на трон сопли намазать, только имейте в виду - недельки через три вам понадобятся друзья... партнеры... много друзей... Уж я-то знаю, что значит потерять партнера!
Граф готов был вспылить, но чуткий аббат вовремя перехватил нить разговора.
- А как поживает ваш Верди? Вам удалось повидаться с ним? - задал Крюшон поспешный вопрос.
- Ах, Верди, - вздохнул де Перастини. - Да, я видел его, но мельком, увы, только мельком... Из окон Пфлюгена звучит губная гармошка - это пруссак разгоняет свою меланхолию.
- Меланхолия у Пфлюгена? Мне отрадно об этом слышать, - кротко заметил праведный аббат. - Это начало сбываться небесное правосудие. Однако погодите - Господь ещё не так его накажет, смею вас уверить.
- Да, но этот изверг заставляет играть на гармошке Верди, - возразил де Перастини. - У бедного мальчика вздулись все губы!
Аббат только головой покачал, услыхав о таком издевательстве.
- Терпение, друг мой, терпение, - сочувственно заметил он, положив ладонь на локоть де Перастини. - Молитесь Господу и святым апостолам глядишь, вам и вернут вашего партнера.
- Я живу одной этой надеждой, аббат, - тяжело вздохнул несчастный итальянец.
- Нет-нет, - увещевал аббат, - одной надежды мало - вы должны верить, безоглядно верить! Одной только верой спасается человек...
Он пустился в религиозно-нравственные нравоучения, но, к счастью, тут пришел Ван Вэй, редактор газеты "Дело".
- Граф! - ещё в дверях начал он. - У меня потрясающая новость - журнал состоялся.
- Какой журнал? - хором спросили все.
- "Некитайская онанавтика"! - выпалил Ван Вэй. - Вы, граф, само собой, председатель редколлегии - да вы, ваше сиятельство не волнуйтесь - это чистая формальность, я вас нагружать не буду, только вот интервью сейчас возьму.
- Какое интервью? - нахмурился граф - он не знал значения этого слова.
- Об онанавтике, разумеется! Вы же у нас герой первого номера, впрочем, и всех последующих в этом году.
- А что ещё будет в журнале? - поинтересовался аббат.
- Да все, что полагается, - заверил Ван Вэй. - Сначала, значит, моя передовая о перспективах некитайской онанавтики, потом статья про графа с портретом в полуфас, потом интервью с ним же и портрет в профиль, потом его мемуары в духе Казановы... Кстати, граф, вы знакомы с Казановой?
