Игорь Пронин - Свидетели Крысолова
«Потому, что руководство приказало, — про себя закончил он. — Сволочь же этот Бурджули. Сам бы вот так повоевал, в одиночку и без прикрытия...»
* * *
— Всё просто, — говорил Зелёнка, и Сучок без устали кивал. — Сначала люди построили города. В городах не растёт жратва, в городах её надо покупать. Значит, уже задумаешься: заводить ли кучу детей? Не очень охота хоронить-то. А хоронить придётся, потому что всякие заразные болезни город стороной не обойдут. Это в деревушке глухой отсидеться можно и крапивой в голодный год прокормиться. А ещё в городе много соблазнов. А что такое соблазн? Это нож в живот. И вот был человек, и нет его, и потомства не оставил. А другой спился. Третий болезней нахватался... В деревнях такое редко бывало.
Города росли, заводики там строили да фабрики. На тех заводах понаделали всяких штук, чтобы землю обрабатывать, побольше жратвы из неё высасывать. А раз так — зачем столько крестьян? Железки же есть! Вот и стали крестьяне разоряться да со всеми своими детишками в город тащиться, за гроши на фабрику устраиваться. Тут уж не пожируешь, на крапиве не проживёшь... И опять же, эпидемии да соблазны.
Ну а как большинство народа в городах оказалось, то, значит, и мода распространилась городская. У них там хоть и голодно, однако ж сортиры тёплые и телефоны-телевизоры. Крестьяне смекнули: надо жить по-человечески. Значит, много детей не стругаем, а деньги копим и обустраиваемся.
В городе всё рядом, всё видно. Вот тот в чистом ходит, не потеет, а получает больше моего. Почему? Потому, что образованный, доктор или инженер, всё равно. Значит, хватит мне и одного-двух ребятёнков, чтобы им хоть какое-то образование дать, а это денег стоит. За городскими и крестьянин так думает, вот и всё. Убывать начинает население.
Дальше — больше. Даже если и деньги есть, кому надо много детей? Хлопоты с ними, от телевизора отвлекают. Жена станет толстой да больной. А если помрёт? Жалко детёнышей-то, а себя ещё больше. Уж лучше не рисковать, тем более что крепким здоровьем городские никогда не отличались. И убывает население, убывает...
Пока было откуда, завозили народ. Но и там год за годом всё меньше становилось мест, где люди плодились. Все стали умные, все образованные. Ведь как: народ уезжает и тем, кто остался, добра побольше достаётся. Хоть младшего, а отправим учиться, вот и потянулась ниточка. А уж конец-то близок.
Теперь, видишь ли, народ стали клонировать... — Зелень замахал руками, отвергая Наташины возражения. — Да что ты, Унылая! Всем это известно. А не веришь — возьми цифры да сочти, как я сделал. Откуда столько людей, если давно уж убываем? А надёжных цифр ты, кстати, нигде не найдёшь. Я когда-то очень любил по Сетям лазить: в пиратских цифры есть, да кто им верит? Правительство удавится, но своих цифр не даст. И отговорку придумали: некорректно. Некорректно вести такую статистику, это влияет на свободу выбора через давление на психику граждан. Тьфу! Ну ничего, есть цифры старые, есть кое-какие отчёты по исполнению закона о рождаемости... Можно кое-что сосчитать. Клонов много... Иначе и нельзя, ведь рынок, он чуткий, его не обманешь, он чахнет, если его свежей кровью не кормить. Экономика... Давно я этому учился, уж всё позабыл.
А всё просто, ты меня слушай. Людей тоска забирает, из Сетей не выходят, никуда ездить не хотят. Заработать можно не выходя из дому, вон — в полезные игры играй, и всё, на пачку пельменей хватит. Вымирает человечество, и я тебя спрошу: а кому оно такое надо? Никому. И себе не надо, раз вымирает. Вот когда я всё это понял, то решил, что играть в эту игру не стану. И не я один... Говорить правду нам твои коллеги не давали, чуть что — на обследование. Но какой же умный человек может быть полностью нормален в нашем мире? Конечно, психозы всякие одолевают. И тогда тебе сразу — запрет на публичные высказывания!
И спускались такие, как я, вниз, вот сюда. Просто чтобы поговорить с людьми! Я, кстати, сперва хотел к цыганам податься, к таборным. Думал, у них всё по-другому... Нет, ничего у цыган другого не было. Просто загнали их бароны в чёрное тело, чтобы подземелье сторожить, и личных карт не давали. Не веришь? Мне самому рассказывали: отнял барон документы, вот и сижу здесь. Какой смысл им был врать? Бароны полиции не боялись, а цыганам в голову не приходило жаловаться. Вместе пили с ними, вместе обкуривались, говорили много. В полиции-то они не такие разговорчивые, потому что одну правду всё-таки имеют: за своих стоять, против всех.
Вон как ты сморщилась! Но скажи мне, Унылая, а где были бы сейчас цыгане, не поступай они вот так? Сидели бы дома по уши в Сетях, вот где! И с большинством так случилось, но кое-кому повезло провиниться перед бароном, вот он их и сослал под землю. А тут другой расклад: хочешь жить — держи руку на ноже. Не хочешь — так и не будешь, подземелья таких не понимают. Конечно, и таборные не дураки к Сетям прилепиться, всякое бывало. Но у них жизнь другая, чем у осёдлых: у них в жизни был страх и интерес. А ещё им скучно бывало, и оттого они детей заводили. Ты думаешь, откуда у людей дети? От скуки, от чего же ещё. Зачем они нужны? Просто скука разная бывает, а нужна такая, которую разогнать нельзя. Беспросветная нужна скука.
Цыгане меня приняли — а что не принять, если я им личную карту сразу отдал. Человек пригодится, а жили они сыто. Но показалось мне, что не свобода это ещё, вот и спустился я ниже, к бомжам. Цыгане говорили: куда ты?! Там грязь, там вонь, будешь не человеком, а животным. Но у меня своя голова! Спустился я и обомлел.
Смотрю — дети растут под землей, Унылая! Я-то и не знал. Растут, болеют, умирают и выживают, голодают и на ошибках учатся, плесень жрут и рыбу безглазую ловят. И не жалуются, потому что привыкли жить свободно. Да, под землёй, зато сами себе хозяева. Хозяева своему рабству, понимаешь? Времени у них много, что такое Сети — не знают. Браслет в руке покрутят и выкинут, потому что старшие сказали: сверху только зло.
И, несмотря на все ваши облавы, бомжей оказалось много, куда больше, чем я предполагал. Тут, конечно, цыганам спасибо, это они их раскормили. Ведь жратвы мало, а наверх охотиться вылезать, магазины громить или хоть за собаками гоняться — под облаву быстро попадёшь. Наверху бомж неловок, не его среда обитания. А цыгане то попросят что-то спрятать, то труп поглубже зарыть, то провести незаметно из района в район. Без цыган туго бы пришлось...
— Думаю, трупы вы не прятали, — вставила слово Данилова, когда Зелень потянулся к ковшику смочить горло. — Думаю, вы их жрали, гордые свободные люди. И не так уж много вас было.
— Когда как, — признал Зелень. — Иногда такой труп попадался, что понюхать невозможно, не то что есть. А что немного нас было... Так людям солнце нужно, а здесь оно откуда? Оставим это. Вот скажи: а почему нельзя кушать мёртвых людей? Что в них особенного? Мясо оно и есть мясо. Предки наши им не брезговали, я в молодости много всего читал... Молчишь и с презрением отворачиваешься? Хорошо, Унылая, оставим и этот вопрос. На чём я остановился, Сучок?
