Михаил Тырин - Семьи.net (сборник)
– Ну, ты и маргинал. Я думало, вас таких давно эвтаназировали или пересажали.
– А я тихо сижу. Так, иногда делюсь мыслями с друзьями, пишу что-то в стол.
– Все равно тебя Amnesty накроет рано или поздно. На каких девайсах пишешь?
– На бумаге, от руки.
– Стилусом, что ли?
– Карандашом. На реальной бумаге, оберточной, из шопов.
– Каменный век. И что написал? Ты не ссы, я на тебя не надолблю.
– Да вот про демократию вашу и свободу. Говорить можно только то, что положено. Писать – что положено. Думать – что положено. Есть – что положено. Слушать – что положено. Читать – что положено. Да и в принципе читать скоро нельзя будет – народ уже буквы не разбирает, кто моложе тридцати. Вырастут – остальным запретят читать вообще.
– А зачем? И, кстати, все это – наш свободный выбор.
– Наш? Это чей? Если у меня другой?
– Ну, ты же живой пока. Не эвтаназирован. Не интернирован.
– Если б не война, то это было б ненадолго все. Уже интересовались, почему не джоблю.
– А че не джобишь?
– Ну так, пойду покрашу что, старикам фуда принесу… На хавку хватало до кризиса. А кризис – пусть кризис, война – пусть война, хоть можно собой побыть немного. Не до меня пока.
Букаш проехал через Ногинск и остановился посреди палаточного лагеря на опушке леса.
– Выходи! – скомандовал водитель в униформе.
– Слушай, ты поаккуратнее там, – Машо ткнуло локтем лохматого соседа. – И здесь особенно. Тут Amnesty на Amnetsy сидит и Amnesty погоняет. Будет время, потрепемся еще.
– Угу. Как тебя зовут-то?
– Машо. Машо Бац.
– А я Сергей.
– Да, древнее имя, не без изящества. Ну ладно, будем знакомы.
Пустырь у леса был заполнен огромными палатками. В центре между ними оживленно сновали туда-сюда существа в форме и в обычной одежде. Обитателей Машиного букаша построили в колонну по двое и отвели в центральное пространство.
– Соратники по ополчению! – сказало существо в сером костюме. – Сейчас вас разместят на ночлег и предоставят питание. Будьте готовы к подъему в любой момент. По данным разведки, неприятель готовится к атаке. Перед боем вам будут розданы аннигиляторы. Там есть только два средства управления – предохранитель и спусковой крючок. Как пользоваться, надеюсь, понятно. Дальнобойность – 300 метров. Применять по команде. Вперед!
Колонна подошла к палатке. Машо удалось в числе первых войти в нее и занять место у брезентовой стены. На циновке, покрытой одеялом, лежали пластиковые шлем, миска, кружка и ложка. Рядом устроилось существо подросткового вида и неопределенного гендера.
– Не знаете, когда пожрать дадут? – спросило оно у Машо. – И как тут с химозой?
– Про химозу не знаю. Про фуд скажут, наверное.
– Что, вообще без химии оставят? Я без нее не только воевать, встать утром не смогу.
– Ну да, я насчет себя тоже не уверено. Должны придумать что-то. Нужна же людям какая-то, как ее, мотивация.
– Вот именно.
– Ополченцы, выходи получать ужин! – некто в сером костюме резко раскрыло брезентовые створки. – И еще. Вам дадут порцию специального химпрепарата для повышения боевого духа. Употреблять его нужно только перед атакой – ясно? Не сейчас, не на ночь, а перед атакой! Усвоили?
В ответ раздались нестройные утвердительные возгласы. Машо взяло миску и кружку. Получив порцию какой-то баланды, чай и тюбик с мотивационной химозой, новоиспеченный воин побрел вдоль очереди, краем глаза заметив стоявшего в ней Сергея.
– Ну что, скрасите скромный ужин креативного ополченца? – игриво сказало ему Машо.
– Давай, – ответил лохматый диссидент.
– А про меня что, забыли? – развернулся стоявший впереди Сергея Машин сосед-подросток.
Машо совершенно не хотело вести приватные разговоры в обществе юного дебильного существа. Но Сергей сразу же откликнулся позитивно:
– Присоединяйся, конечно. Хотим вот о войне порассуждать.
– Щур, – радостно ответил подросток. – Ща, только химозы этой глотну…
– Тебе ж сказали – нельзя до боя, – утрированно-хмуро и громко, чтобы все слышали, отреагировало Машо.
Подросток понял, что его могут замести, и решил схитрить.
– А, нельзя… Ну все, не буду тогда. До боя, – и ехидно хмыкнул.
Сергей вскоре присоединился к Машо, которое устроилось в дальнем углу палатки, среди пустых пока циновок, чтобы избежать лишних ушей, а по возможности – и подростка.
– Ну что, как тебе баландочка? – спросило оно Сергея, как только тот распробовал мили-фуд.
– А la guerre comme а la guerre.
– Да, радости немного. А ты пацифист?
– Вовсе нет. Я считаю, что можно воевать – только за правое дело.
– А за левое нет? А мы за какое сейчас?
– Ты не поняла. За правое – то есть за правильное. За правду, за истину, за людей – можно воевать.
– Вот ты самоэвтанаст все-таки. Ты помнишь, что слова такие лучше даже мысленно не произносить? Нет никакой правды, никакой истины – есть плюрализм.
– Ага. И гуманизьм. А ты такой клипчик сняла. А людей эвтаназируют. А концлагерь у нас – не здесь, а вообще в Конфедерации – такой, что Сталин с Гитлером отдыхают. Только электронный. И еще мы сейчас подохнем все непонятно за что – за Ташу твою, за змею-президентшу, за ассамблею лидеров, которых никто не видел никогда и которых вообще не существует, похоже.
– А вот так! Для чудовищ, для быдла – никакого гуманизьму, как ты изволил выразиться! Они нас сожрать хотят.
– Я тебя сжирать не собираюсь. А ты, похоже, меня эвтаназировать готова. Исходя из интересов гуманизьма.
Спор Машо и Сергея мог бы закончиться некрасиво, но бурной ссоре помешало еще более радикальное происшествие. Подросток, вроде бы собиравшийся присоединиться к дискуссии о войне, влетел в палатку и начал крушить все, что попадалось под руку.
– Уроды! Убью всех нафек! Умрите, скоты! – существо было явно не в себе.
Подлетев к Машо с Сергеем, оно заехало последнему кроссовкой по голове. Потом начало бить ногами лежавших на циновках и сидевших на брезенте палатки ополченцев. Лишь с третьей попытки подростка удалось поймать и скрутить. Скоро его увели существа в униформе. Двух-трех ополченцев, включая Сергея, поддерживая за руки, потащили в лазарет.
«Так вот какая это химоза, – подумало Машо, устраиваясь на циновке. – Что ж, перед боем и вправду стоит принять. Но вот зачем вообще этот бой? Как бы отсюда свалить?» Машо щелкнуло пальцами и задвигало по одеялу виртуальной мышью. В окне Робеспьеро висело объявление: «Друзья, я нахожусь в госпитале и не отвечаю на долбеж и мессаджи. Пожелайте мне выздоровления. Увидимся». Вот мессадж от Стелло: «Хрю, я на войне – приехали под Коломну, тут скоро медведи полезут. А ты тоже в ополчении или пристроилось совсем уже к Ташо и в Кремле водку с икрой потребляешь?» Обзавидовалось, тварь. Ладно, попробуем Осе набрать, вроде оно на связи.
