Забытые богом - Кожин Олег Игоревич

– Попить бы… – прохрипел он.

Макар тяжело поднялся и, придерживаясь за стены, чтобы не упасть, выбрался из полутемного амбара. Шаги давались с трудом – занемевшие ноги покалывало, как тогда, в пустом ресторане. Во дворе Макар рухнул на колени, бездумно подставив лицо чистому небу, подсвеченному желтоглазым солнцем. Из амбара доносились недовольное вяканье новорожденного и счастливый плач Веры. Нервно посмеиваясь, уставшим басом бормотал какую-то отцовскую чепуху Илья.

– Давай, не тяни! – подбодрил Енот, и Макар с удивлением понял, что сидит, прижимая скальпель к яремной вене. – Крокодил Данди – вот мужик был! Вжих саблей по горлу, и поминай как звали. Ты все сделал, тебе больше незачем жить. Давай, Хирург.

Голос был вроде Енота, но слова принадлежали черноглазому Старику, это Скворцов почувствовал сразу. Только он называл его Хирургом. И это его притворство, попытка прикинуться безобидным Енотом, сразу насторожило Макара. Что-то было не так, и следовало бы разобраться, прежде чем…

– Соскакивать поздно, Хирург… – мстительно процедил Старик. – Я тебе помогу…

Острие скальпеля пропороло кожу. Рука не слушалась, хотя Макар всеми силами старался отнять лезвие от шеи.

– Не-е-ет! – запоздало выкрикнул он.

Внутри черепа, под лобовой костью, что-то лопнуло, и светлый день обернулся черной ночью, в которой исчез Макар Скворцов. Следом за ним в непроглядную черноту ринулась вереница мертвых демонов, во главе которых падал безумно хохочущий Старик.

Эпилог

Новичок

Светозарево, сентябрь

Макар очнулся и с удивлением понял, что все еще жив.

Он лежал на широком топчане, у теплой печки, на пропахших кислым потом простынях. В распахнутых окнах отражался прощальный взгляд вечернего солнца. Дверь тоже стояла нараспашку, но в доме все равно висела духота. Тяжелый влажный воздух полз с улицы, стремясь укрыться от грядущего дождя. Макар огляделся, восстанавливая в памяти тревожную, пропитанную кошмарными снами ночь. Кажется, пару раз он вставал по нужде и еще пару раз, когда жажда становилась невыносимой. Полупустая банка молока на столе выглядела знакомой.

Желудок требовательно заурчал. Макар принюхался, сглатывая голодную слюну, – ничем съедобным вроде бы не пахло, но с улицы явственно тянуло костровым дымком. На столе, заботливо отмытый и обмотанный белым рушником, лежал скальпель. Макар задумчиво погладил пальцем инициалы, но брать не стал. Наскоро оделся в чужую чистую одежду и босиком вышел навстречу закату.

В дальнем углу двора горел костер, возле которого на походных стульях сидели Илья и Вера. Вера кормила ребенка грудью. Илья ворошил угли длинной кочергой. Макар подошел и опустился на третий, пустой стул. Молча, как будто делал это миллион раз. Никогда еще, ни до, ни после того, как кончился мир, он ни с кем не чувствовал себя так уютно, как с этими, незнакомыми в сущности, людьми. Людьми, которых он пытался…

– Ты почти двое суток проспал, – сказал Илья. – Мы боялись, как бы ты в кому не впал.

Он вытащил из золы запеченную картофелину, шипя, покидал с ладони на ладонь, остужая, и бросил Макару. Тот поймал и долго держал в руке, не чувствуя жара. Он все не мог понять, почему эта странная парочка не…

– Вообще-то мы хотели тебя грохнуть, – между делом вставил Илья, выуживая из костра очередную картофелину. – Ты ж меня чуть на тот свет не отправил.

Он откинул длинные волосы, демонстрируя громадный кровоподтек чуть выше виска. Только сейчас Скворцов заметил, что руки Ильи в нескольких местах перехвачены марлевыми повязками.

– Это ты хотел грохнуть, – впервые подала голос Вера.

– Ну да, ну да, – покивал Илья. – Вера предлагала тебя связать и в лес увезти. Она у меня гуманистка.

В наступающих сумерках нельзя было сказать точно, румянец стыда заалел на щеках Веры или просто отблески заходящего солнца.

– Добрая девочка… – ошарашенно пробормотал Макар, кладя остывающий клубень на колени.

Вера, смущаясь, поспешила сменить тему:

– Да, кстати, это девочка.

Девочка. Ребенок. Понимание этого простого факта оглушило Макара. Он поспешно обнял себя, ежась от вечерней свежести. Точнее, зажал под мышками дрожащие пальцы. Господи, подумал он, я ведь мог убить ее! Я ведь мог убить их обеих! Вера, будто услыхав его мысли, скривилась от боли, прижимая руку к животу.

– Можно я?.. – Скворцов встал, нелепо крутя в руках картошку.

Вера кивнула, и он зашел ей за спину, сверху заглядывая в крохотное морщинистое личико. Девочка блаженно причмокивала, сонно моргая затуманенными глазами, синими, как безоблачное небо. Безгрешными.

Костер добродушно треснул углями, взметнув в воздух сноп тлеющего пепла. Сумерки подступали мягко, по-кошачьи. Только сейчас Макар разглядел Енота, притулившегося у поленницы. Бродяга покусывал длинный колосок, лениво сплевывая кусочки стебля под ноги. Увидев, что Макар его заметил, Енот встал, кряхтя и держась за колени. Сунув травинку между зубов, он отсалютовал двумя пальцами от виска. Макар в ответ кивнул. Вздрогнул, когда Вера тоже помахала вслед удаляющейся спине.

– Ну и что дальше? – поинтересовался Илья.

– А? – удивился Скворцов. – Вы меня спрашиваете?

– Тебя, тебя, – подтвердила Вера. – Он сказал, ты поможешь. Сказал, пока ты с нами, он спокоен.

– Кто сказал? – не понял Макар. – Енот?

– Не-ет! – засмеялась Вера. – Нет, конечно! Человек. Бог. Большой такой, бородища дикая, волосы длинные, как у Люшки. Он с тобой пришел.

– Енот… – потрясенно прошептал Макар одними губами.

– Я по голосу поняла, что это Он. Внешность ведь обманчива, а голос… ни с кем не спутаешь. Он с самого начала нас поддерживал, говорил со мной, успокаивал. Говорил, что есть еще такие, как мы, оставшиеся. Ведь есть, правда?

– Думаю… – Макар запнулся, вспомнив, что в горнице, на столе, все еще лежит главная улика по всем его делам. – Думаю, еще есть. Мы их найдем, обязательно.

– А такие, как ты? – Илья пытливо вгляделся в его лицо. – Такие, как ты, еще есть?

Макар впервые порадовался влажным сумеркам, скрадывающим эмоции. С этим придется жить, понял он. Носить своих мертвецов с собой, проклинать себя, не знать прощения, но жить. Потому что есть ради чего. Он вдруг вспомнил, что не спросил о самом важном, и поспешил перевести тему.

– Дочку-то как назвали?

Почему-то он был уверен, что родители назвали это чудо Надей. Надеждой. Как еще можно назвать девочку в этом чокнутом мире?

– Раей, конечно, – хмыкнула Вера, бросая сердитый взгляд на улыбающегося во весь рот Илью.

– Рая… – повторил Макар.

– Рая.

– Красивое имя.

Искатель

Курган, сентябрь

Окна и двери Паша не закрывал уже давно, но в квартире все равно витал едва уловимый сладковатый аромат падали. Не помогали ни освежители, ни проветривания, запах прочно въелся в стены. Паша слышал истории о мстительных строителях, что замуровывали в стенах мертвых крыс и куриные яйца, и думал, что здесь, видимо, нечто похожее. Не иначе сдохла в вентиляции какая-нибудь маленькая тварь и теперь отравляет Паше жизнь.

Юля помалкивала, не желая сердить Пашу, но перебралась на балкон. Там и сидела, абсолютно нагая, положив голову на руки, а руки – на перила. Негромко играли все еще любимые, но изрядно поднадоевшие «Раммы», от балконной двери тянуло прохладой. Паша поглядывал на Юлю с завистью, но присоединяться не спешил. Еще полчаса-час, и полезут комары, надо не забыть накинуть антимоскитку. Нужно помнить о куче важных вещей, больших и маленьких. Главное, не помнить, что запах разложения ползет из ванной.

Замотав головой, Паша залпом опрокинул в себя бокал виски, к которому пристрастился за последнюю неделю. До рези в глазах всмотрелся в монитор, пытаясь хоть как-то вникнуть в происходящее. Получалось не очень. С полчаса назад он включил какой-то фильм и теперь, как ни старался, не мог вспомнить ни названия, ни сюжета… Этот парень – он вроде главный герой… Или нет? Паша вновь помотал головой, рассыпая по плечам сальные волосы, и щедро наполнил бокал. Сосредоточиться не получалось. Неделю назад он проснулся среди ночи и услышал такое, от чего едва не поседел. Из заколоченной ванной доносился слабый шорох. Там, где не было никого, кроме мертвой Настеньки, что-то негромко шевелилось. Той ночью Паша так и не сомкнул глаз. И следующей – тоже.