Барри Лонгиер - Враг мой (Авторский сборник)
В центре наименьшего четырехугольника находилась накрытая камнем могила с прахом Ухе. Вместо восточной стены храм имел каменные колонны. В центре северной и южной стен было по двери шириной всего в два шага. В стене, обращенной на мадах, двери не было…»
«Опять мадах! — встрепенулась Джоанн. — Что это такое?»
— «Днем свет шел от Ааквы, Прародителя Всего, ночью же — от девятисот масляных светильников, свисавших с потолка храма.
Вокруг храма тянулись узкие улицы деревянных и каменных хижин. В одной из них, защищенной после полудня тенью от храма, проживал жестянщик, исполнявший в Бутаане свой долг перед Ааквой. И родил он дитя.
Звали жестянщика Кадуах, а дитя свое назвал он Кадуахом Шизумаатом.
В начале третьего года жизни Шизумаата Кадуах привел его в храм, чтобы выполнить перед жрецами обряды посвящения в зрелость. Шизумаат поведал историю творения, законы, предание об Ухе, а потом перечислил родительский род до Кадуаха от основателя рода, охотника из маведах по имени Лимиш…»
«Снова мадах, — подумала Джоанн. — Только на этот раз говорится не о вемадах, а о маведах. Но так же называется террористическая организация драков на Амадине».
— «А после завершения обрядов Кадуах попросил взять Шизумаата в жрецы Ааквы.
Среди жрецов, слушавших Шизумаата, был Эбнех, которому так понравились речи Шизумаата, что он принял его в ковах Ааквы.
Ночевал Шизумаат в родительском доме, а дни проводил в храме, где познавал тайны, знаки, законы, желания и видения Прародителя Всего.
Я, Намндас, поступил в ковах Ааквы за год до Шизумаата и был назначен старшим в его класс. Эта обязанность выпала мне потому, что жрецы храма сочли меня худшим в моем собственном классе. Когда мои одноклассники сидели у ног жрецов и познавали премудрости, я ковырялся в грязи…»
Венча засмеялся. Было нетрудно понять, с кем он себя отождествляет: с эаднескамеечником, второгодником, с теми десятью процентами, которым не дотянуться до звезд.
Джоанн тоже улыбнулась. Таких намндасов было пруд пруди во всей Вселенной, а среди людей — и подавно. Венча Эбан, рассказчик Намндас, продолжал:
— «Моим подопечным был выделен темный угол у стены храма, выходившей на мадах, тот самый, где год назад начинал учебу мой класс. Утром первого дня они расселись на гладком каменном полу, чтобы выслушать от меня правила храма.
— Я, Намндас, — старший в вашем классе. Вы — самый низший класс в храме, поэтому вам поручено заботиться о порядке и чистоте. Учтите, я как ваш старший не потерплю в храме ни пылинки! Вы будете ловить грязь еще в воздухе, прежде чем она опустится на пол храма; будете смывать грязь с ног тех, кто входит в храм.
Я указал им на закопченный потолок.
— Каждый вечер вы будете чистить храмовые лампы и заново заливать в них масло. При всем этом сами вы должны оставаться чисты.
Тут встал Шизумаат. Он был высок для своего возраста, и глаза его удивительно блестели.
— Когда же нас начнут учить, Намндас? Когда нам учиться? Я почувствовал, как вспыхнуло мое лицо. Какова дерзость!
— Вам будет дозволено начать учебу только тогда, когда я сообщу жрецу Эбнеху, что вы достойны этого. А пока сиди и молчи!
Шизумаат опять уселся на пол, а я свирепо оглядел всех девятерых своих подопечных.
— Говорить будете только тогда, когда я или кто-то из жрецов обратимся к вам с вопросом. Вы находитесь здесь для того, чтобы учиться, и первое, чему вы должны научиться, — это послушание.
Я уставился на Шизумаата и увидел на его лице загадочное выражение. Я обратился к нему со словами:
— Мне трудно читать по твоему лицу, новичок. Что оно выражает?
Шизумаат остался сидеть, но обратил на меня свой взор.
— Неужто Ааква судит жрецов своих по тому, насколько хорошо те подражают бессловесным тварям, усердно метущим пол?
— Твои слова предвещают беду.
— Намндас, что ты хотел от меня услышать, задавая свой вопрос, — правду или ложь?
— Здесь храм правды. Как твое имя?
— Меня зовут Шизумаат.
— Что ж, Шизумаат, должен тебе сказать, что я почти не надеюсь на то, что ты продвинешься от стены мадаха к центру храма.
Шизумаат кивнул и обратил взор на могилу Ухе.
— Думаю, тебе еще пригодится правда, Намндас…»
Джоанн услышала тяжелые шаги Пур Сонаана и испуганный вздох Венчи Эбана. Драки ничего не сказали друг другу, но Джоанн кожей почувствовала, как многозначительно они переглянулись.
— Ты продолжаешь уборку?
— Да, джетах, это только маленький перерыв.
— М-м-м…
Звуки уборки стали ожесточенными.
— Есть ли новости насчет моего зрения? — спросила у врача Джоанн. Тот вздохнул.
— Чем больше мы узнаем, тем ближе успех, но чем ближе успех, тем больше предстоит узнать. Анатомия человеческого глаза резко отличается от нашей, а раздобыть человеческие глаза для экспериментов — нелегкая задача…
Она села.
— Что?!
— Помилуйте!.. Уверяю вас, глаза берутся только у мертвых. К тому же нам помогают захваченные медицинские тексты, а также сами Соединенные Штаты Земли — соблюдением соглашений о правилах ведения войны. У нас есть специальное приспособление, с помощью которого мы лечим ослепших пациентов-драков. В тот сектор мозга, который отвечает за зрение, внедряется имплантат, и бывший слепой начинает видеть с помощью желатиновых приемников на глазах.
Джоанн слышала, как Венча Эбан выключил свой аппарат и тихонько покинул палату.
— А со мной вы можете проделать то же самое?
— Только в самую последнюю очередь. Операция отлично освоена и стала обычной, но мы прибегаем к ней только тогда, когда поражены зрительные нервы. У нас нет оснований считать пораженными ваши.
— Ваши имплантаты повредили бы мне зрительный нерв?
— Скорее всего. Сканирование мозга выявило существенные различия между нейронными системами драков и людей на химическом, электронном и структурном уровнях. Наш метод может не только оказаться бесполезным для вас, но и так навредить вашим зрительным центрам, что восстановить их впоследствии будет уже невозможно. Под угрозой может оказаться сама ваша жизнь. Поэтому сейчас мы ничего не планируем; я просто держу вас в курсе дела.
