Алексей КАЛУГИН - Журнал «Если» 2008 № 12
Должно быть, Сорок Девятый все-таки догадался о моих намерениях, потому что сказал:
– Как вы думаете, сэр, какова была вероятность того, что во время блокады Ленинграда в годы второй мировой войны первый же снаряд, выпущенный нацистами по городу, попадет в единственного слона в ленинградском зоопарке? Математическая вероятность подобного события стремится к нулю, однако это произошло, сэр! И это – исторический факт, от которого невозможно отмахнуться.
«Я не слон», – хотелось мне сказать, но я промолчал, предоставив компьютеру и дальше рассказывать мне истории о невероятном везении и случаях чудесного спасения в последнюю минуту. Я слишком устал и ослабел, чтобы спорить или возражать. Пусть болтает, если ему так лучше, решил я. Конечно, от разговоров Сорок Девятому не могло быть ни лучше, ни хуже, зато слушая этот треп о слонах, лучше себя чувствовал я сам. Пусть ненамного лучше, но все же…
Должно быть, в конце концов я все-таки расслабился. И когда на главном обзорном экране неожиданно появилось изображение корабля с факелом плазменного выхлопа позади, я испытал настоящее потрясение. В нижней части экрана вспыхнула бегущая строка с названием корабля и портом приписки – «Хью Дэвис», Церера.
– Буду через полтора часа! – жизнерадостно объявил Донахью, когда я трясущейся рукой включил связь. – Черт побери, твое ржавое ведро действительно выглядит так, словно им кто-то в футбол играл.
Неужели старина Сорок Девятый смог бы сымитировать и это?! Я заколебался, но потом вспомнил, как опасно питать призрачные надежды.
Однако через час с небольшим «Хью Дэвис» действительно оказался совсем рядом. Я разглядывал его, все еще не веря своим глазам. И чем дольше я смотрел, тем больше убеждался: это не мираж и не галлюцинация. Убедили меня вмятины на его противометеоритных кожухах и другие мелкие детали. Это не подделка, понял я. Это настоящий корабль, и он прилетел за мной!.. Потом со мной снова связался Донахью.
– Я вхожу, – сообщил он. – Шлюз в порядке, я надеюсь?
– Нет! – завопил я. – Подождите! Мне нужно закрыть внутреннюю дверцу.
На лице Донахью появилось озадаченное выражение.
– Она открыта? Почему?
Но я не ответил – меня уже не было на мостике. Бросившись к шлюзу, чтобы как можно скорее закрыть внутреннюю дверцу, я получил еще один болезненный удар током, но в конце концов мне удалось воткнуть перемычку, куда следовало.
Я все еще тряс обожженной рукой, когда открылся наружный люк. Сигнальный огонек на панели вспыхнул красным, потом пожелтел и наконец сменился зеленым, когда насосы наполнили шлюз воздухом. Я знал, что и это могло быть имитацией, которую устроил для меня Сорок Девятый, но по большому счету я в подобное уже не верил.
А потом внутренняя дверца со вздохом скользнула в сторону, и из шлюза в коридор шагнул самый что ни на есть настоящий Донахью. Подделать его было невозможно.
– Ну и воняет тут у тебя! – были его первые слова. При этом он смешно пошевелил своим похожим на картошку носом, и я окончательно убедился, что спасен.
* * *При других обстоятельствах я мог бы рассматривать все произошедшее как приключение, как интересный случай, о каких любят рассказывать капитаны космических кораблей, однако жизнь не замедлила преподнести мне не слишком приятный сюрприз. На Весте меня отнюдь не считали героем. Скорее, даже наоборот. Как вскоре выяснилось, компания отправила Донахью на Цереру не столько для того, чтобы спасти меня, сколько для того, чтобы отключить сигнал бедствия, который Сорок Девятый на протяжении нескольких недель передавал в самом широком диапазоне. Энергии на него тратился минимум, поскольку сигнал был маломощным, однако это не помешало ему достичь Лунной обсерватории, где в рамках программы CETI был сооружен высокочувствительный радиотелескоп. И поначалу наш сигнал произвел среди ученых настоящий фурор. Астрономы были уверены, что им наконец-то удалось поймать на свои антенны сигнал разумных внеземных цивилизаций, встречи с которыми земляне ждали больше столетия. Можете представить, как они разозлились, когда стало ясно: сигнал человечеству посылают вовсе не маленькие зеленые человечки, а старая, попавшая в беду водовозка!
До нас с Сорок Девятым астрономам не было ровно никакого дела, однако покуда наш сигнал бедствия продолжал звучать на всех волнах, их замечательный радиотелескоп не мог продолжать такие важные и нужные поиски внеземных цивилизаций. Поэтому ученые пожаловались в Международный совет по космонавтике, оттуда позвонили в штаб-квартиру компании, и вскоре Донахью получил категорический приказ немедленно добраться до терпящего бедствие ВДР-49 и выключить этот долбаный сигнал к чертовой матери.
Так нас спасли. Как видите, произошло это вовсе не потому, что кому-то была небезразлична судьба одной очень древней водовозки и одного очень молодого специалиста по снабжению, который по чистой случайности оказался ее пилотом. Нас сласли только потому, что мы помешали каким-то яйцеголовым умникам на Луне проводить свои исследования.
Впрочем, часть средств, потраченных на спасательную операцию, Донахью возместил, продав все, что осталось от Сорок Девятого, одной из ремонтно-спасательных станций на Церере. Местные работяги решили разрезать его на части, как только мы вывели водобот на орбиту вокруг планеты, но я все же успел побывать на борту еще один раз.
Откровенно говоря, я уже забыл или, вернее, никогда не думал о том, каким большим Сорок Девятый был на самом деле. Но когда, надев новенький скафандр, я вышел из «Хью Дэвиса» в космос, у меня невольно захватило дух. Старенький водобот показался мне настоящим гигантом – главным образом из-за шарообразных водяных цистерн, по сравнению с которыми и ядерный привод, и капсула-гондола, в которой я прожил почти шесть месяцев, выглядели совсем крошечными. Пустой и покинутый, с выключенным двигателем и погашенными огнями, Сорок Девятый являл собой печальное зрелище. Выстрелы пиратских лазеров во многих местах прошили цистерны насквозь, и мне даже показалось, что в слабом звездном свете я различаю, как блестят кристаллы льда по краям пробоин.
Потом между цистернами загорелись огни лазерных резаков. Роботы-мусорщики начинали демонтаж.
Я почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, и, включив двигатель скафандра, помчался вперед. Несмотря на то, что у меня не сохранилось никаких сентиментальных воспоминаний, связанных с моей почти полугодовой вахтой, на сердце было по-настоящему тяжело. Я знал, что это нерационально и глупо, и все-таки мне было жаль старика.
