Фрэнк Херберт - Дюна
— Пол!
Она услышала в своем голосе истерические нотки.
— Послушай меня, — сказал он. — Ты хотела, чтобы Преподобная Мать услышала о моих снах? Теперь ты слушай меня нместо нее. Я только что видел сон наяву. Знаешь почему?
— Ты должен успокоиться, — сказала она. Если это…
— Спайс, — сказал он. — Он здесь во всем: в воздухе, земле, еде. Он подобен наркотику. Это яд?
Она окаменела.
Понизив голос, он повторил:
— Яд — такой коварный, проникающий в тебя так незаметно… и так неотвратимо. Он даже не убъет тебя, пока ты не станешь принимать его. Мы не сможем покинуть Арраки если только не возьмем часть ее с собой.
Ужасающий звук его голоса отвергал какие бы то ни было споры.
— Ты и спайс, — сказал Пол. — Спайс изменяет каждого, кто принимает достаточную порцию, но благодаря тебе я смог перенести изменение сознания. Мне не пришлось переходить в бесчувственное состояние, при котором нарушение сознания про ходит незамеченным. Я смог его видеть.
— Пол, ты…
— Я это видел! — повторил он.
Она слышала безумие в его голосе и не знала, что делать. Он заговорил снова, и она услышала по его голосу, что он снова приобрел желанный контроль над собой.
— Мы здесь в ловушке.
Да, в ловушке, согласилась она. И она поняла правдивость его слов… Ни давление Бене Гессери, ни ловкость или искусство не смогут освободить их полностью от Арраки: спайс был пагубной привычкой. Ее тело приняло этот факт задолго до того, как принял разум.
Итак, здесь мы проживем наши жизни, думала она, на этой адской планете. Место уже приготовлено для нас, если только мы сможем уйти от Харконненов. И нет сомнения в моем пути: производительница, сохраняющая важную генетическую линию клана Бене Гессери.
— Я должен рассказать тебе о моем сне наяву, — сказал Пол. Теперь в его голосе была ярость. — Чтобы быть уверенным в том, что ты поверишь в рассказанное мною. Я скажу тебе сначала, что знаю о твоем зачатии дочери, моей сестры, здесь на Арраки.
Джессика уперлась руками в пол палатки и прижалась к стене, унимая страх. Она знала, что ее беременность не могла быть заметна. Лишь ее знание Бене Гессери позволяло прочесть слабые знаки на ее теле, узнать о существовании в нем эмбриона, которому было несколько недель.
— Только служить, — прошептала Джессика, прибегая к девизу Бене Гессери. — Мы существуем лишь для того, чтобы служить.
— Мы обретем дом среди Свободных, — сказал. Пол, — где твоя «Миссионерия Протектива» заготовила для нас прочную легенду.
«Для нас приготовлен путь в пустыню, — сказала себе Джессика. Но как он мог узнать о „Миссиоверии Протективе?“» Ей все труднее было сдерживать ужас перед сверхогромной странностью Пола.
Он вгляделся в ее темный силуэт, видя ее страх и каждую ее реакцию с позиции своего нового знания так же ясно, как будто она была освещена ярким светом. И к нему начало приходить чувство жалости к ней.
— Я не могу начать рассказывать тебе о том, что может здесь произойти, — сказал он. — Я не могу даже начать об этом говорить себе, хотя я это видел. Чувство будущего. Я кажется не имею над ним власти. Просто происходят события.
Ближайшее будущее, скажем, год, я могу видеть… Дорога, такая же прямая, как на Келадане. Некоторые места я не вижу… затемненные места, как будто прячутся за холмами. — И он снова подумал о развевающемся шарфе.
Воспоминание о виденном вернулось к нему и он замолчал. Ни видение предвидения, ни опыт его жизни не подготовили его к этому чувству знаний, все увеличивающемуся и увеличивающемуся, наподобие огромного шара… так что время отступило раньше.
Джессика нашла управление спирали накаливания и включила его. Тусклый зеленый свет отогнал тени, ослабив ее страх. Она посмотрела на Пола и увидела, его взгляд, обращенный внутрь. И она знала, где видела такой взгляд раньше: на картинах к рассказам о несчастьях детей, испытавших голод и ужас-ную обиду.
Глаза были похожи на ямы, рот — прямая.
— Э… отступническая ветвь семьи, — сказала она, — это так, не правда ли? Какие-то кузены Харконненов, которые…
— Ты собственная дочь Барона, — сказал он и проследил затем, как она прижала руку ко рту. — Барон испытывал в юности много удовольствия и однажды позволил себе соблазнить. Но это было сделано для генетических целей Бене Гессерит одной из вас.
То, как он сказал это «вас», хлестнуло ее как пощечина, но это было сделано для генетических целей Бене Гессери одной из слов. Множество неясностей из ее прошлого вынырнуло на поверхность и выстроилось в одну цепь. Дочь, которую захотели сделать Бене Гессери не для того, чтобы покончить старую смертельную вражду между Атридесами и Харконненами, а для того, чтобы закрепить некий генетический признак в их ветвях. Какой? Она искала ответ. И, как будто читая ее мысли, Пол сказал:
— Они считали, что смогут получить меня. Но я не то, что они ожидали, и я пришел раньше времени. И они не знают об этом.
Джессика прижала руки по рту.
Великая Мать! Он — Квизац Хадерах!
Она почувствовала себя незащищенной и обнаженной перед ним, и тут же поняла, что он видит ее таким же взглядом, от которого можно скрыть лишь немногое. И это, она знала, было причиной ее страха.
— Ты думаешь, что я — Квизац Хадерах. Выбрось из головы это. — Я нечто неожиданное.
«Я должна получить ответ одной из школ», — подумала она.
— Они не узнают об этом до тех пор, пока не станет слишком поздно, — сказал он.
Она попыталась отвлечь его, опустила руки и сказала:.
— Мы найдем место среди Свободных?
— У Свободных есть поговорка, которую они приписывают Шан-Хулуд, Старому Отцу Вечности, — сказал он. — Они говорят: «Будь готов к тому, чтобы оценить то, с чем встречаешься». И он подумал: «Да, матушка моя, среди Свободных ты приобретешь синие глаза и мозоль возле твоего прекрасного носа от воздухофильтровальной трубки твоего стилсьюта… и ты родишь мне сестру».
— Если ты не Квизац Хадерах, — сказала Джессика, — то кто же…
— Тебе, возможно, не следует об этом знать, — сказал он. — Ты не поверишь в это, пока не увидишь сама.
И он подумал: «Я — семя».
Внезапно он увидел, как плодородна почва, на которую он упал, и вместе с этим открытием ужасная цель вошла в него, заполнила собой пустоту внутри, угрожая удушить его скорбью. Он увидел двух человек, связанных лежащим впереди путем. Он посмотрел в глаза одному из них, дьявольскому Барону, и сказал:
— Хэлло, дед. — Мысль об этой тропе и тем, что пролегало вдоль нее, вызвала в нем отвращение.
Другая тропа пролегла среди пятен серой темноты, лишь кое-где высились пики насилия. Он увидел там военную линию, пламя, протянувшееся через Вселенную, зеленое с черным знамя Атридесов, развевающееся над легионами фанатиков, пьяных от спайсового ликера. Гурни Хэллек и несколько других людей его отца — какая жалкая горсть — были среди них, каждый с символом ястреба, как святыми памяти его отца.
