Тед Деккер - Тьма
— Чудесно, правда? И конца этому нет. Можно нестись туда, к центру, многократно превышая скорость света, но все равно никогда не доберешься.
Странным кажется, что что-то осязаемое может оказаться бесконечным. Ну ладно, космос… Но вода!
— Кажется невозможным.
— Да, если не учитывать, кто это устроил. Одним-единственным словом. А Элион может открыть рот, и сотни миллиардов слов посыплются с языка его. Может быть, ты его недооцениваешь.
Том отвел взгляд, пораженный собственной глупостью. Может, и вправду недооценил?
Но попробуй не недооценить этакое величие!
Ребенок поднял хрупкую ручонку и вложил ее в ладонь Тома.
— Не расстраивайся, не переживай, — утешил он взрослого.
Том сомкнул пальцы вокруг ладони мальчика. Тот вскинул взгляд на Тома, и ему захотелось нагнуться и обнять малыша. Они зашагали дальше, держась за руки.
— Скажи мне, — начал он. — Мучает меня один вопрос…
— Да?
— Снятся мне сны. Я упал в черном лесу, потерял память, и с того дня мне снятся сны из древней истории.
— Знаю.
— И это знаешь?
— Разговоры, разговоры…
— Но можешь ли ты мне сказать, почему они мне снятся? Понимаю, звучит смешно, но иногда я думаю, что сны эти — реальность. Или что это здесь, сейчас — сон, а то, там, тогда — реальность. Мне хочется знать, что из всего этого настоящее, а что снится.
— Может быть, отвечу я тебе вопросом. Как ты думаешь, Создатель — он кто: лев или агнец?
— Не знаю. Не берусь судить.
— Иные говорят, что Он ягненок. Другие утверждают, что лев. Третьи, что Он и то и это. Но все это метафоры. Фикция, игра словами. Хотя Творец в проявлениях и лев рыкающий, и агнец кроткий. И то и другое.
— Да, понимаю. Метафоры.
— Как мы Его ни назовем, мы не изменим Его. Меняются лишь наши мысли о Нем. Возьмем, к примеру, меня. Как ты думаешь, я мальчик?
В руке Тома сжата тонкая детская ладонь. Сердце его как будто таяло, потому что он понимал, о чем говорит этот мальчик. Он как будто забыл, что обладает даром речи.
— Младенец, лев, агнец… Видел бы ты, каков я в драке. Не малец, не лев и уж, конечно, не ягненок.
Пять минут полного молчания. Они шагали рядом, мужчина и мальчик, рука об руку. Но нет, не в этом суть. Совсем не в этом. Нет…
Том вернулся к исходному вопросу.
— Так что же с моими снами?
— Может быть, то же и с твоими снами.
— То есть две реальности?
— Соображай, соображай!
Они шагали. Они. По песку? А может быть, по облаку… Томас не сознавал, да и не интересовался. Разум его витал в неведомых высях. Рука его двигалась рядом с телом, сжимая руку ребенка. Пальцы дрожали, но мальчишка не показывал вида, что замечает это.
Хотя, разумеется, замечал. Он все замечал.
— Черные леса… — снова заговорил Том. — Я был там. Может быть, и воды глотнул. Может быть, потому и сны посещают.
— Если бы ты выбрал воду Тилея, каждый заметил бы это.
Логично.
— Может быть, скажешь мне еще что-нибудь… Как и почему Элион допускает зло в черных лесах? Почему он не уничтожит шатаек?
— Зло дает его творениям возможность выбора, — сказал ребенок так, словно речь шла о чем-то очевидном. — А без возможности выбора исчезнет возможность любви.
— Любовь? — Том остановился.
Рука мальчика выскользнула из его ладони.
— Любовь зависит от зла? — удивился Том.
— Я так сказал? — Глаза мальчика озорно заблестели. — Любовь не может существовать без возможности выбора. Не хочешь же ты, чтобы человека лишили возможности любить?
Ага, снова Высокое Чувство. Любовь любой ценою…
Мальчик повернулся к морю, всмотрелся вдаль.
— Знаешь, что произошло бы, если бы все выбрали вместо воды Элиона воду Тилей?
— Микал сказал, что шатайки вырвались бы за границы черного леса. Что они принесли бы смерть.
— Смерть… Нет, еще хуже. Смерть заживо. Тилей овладел бы ими. Таково соглашение. Овладел бы умами и сердцами. Запах смерти их нестерпим для Элиона. И ревность его назначит высокую цену. — Зелень детских глаз как будто вспыхнула адскими огнями.
— Высока цена за зло, причиненное Элиону. Лишь кровью можно искупить такую вину. Большою кровью, большею, чем ты способен вообразить.
Он сказал это обыденным тоном, как будто просто заметил облачко на горизонте или соринку на рукаве. Томас даже засомневался, не ослышался ли он… Или не оговорился ли парень. Но не таков этот парень, чтобы оговориться.
— Если они выберут Тилея… Есть ли у них возможность вернуться?
Вопрос повис в воздухе.
— В любом случае, не могу себе представить, что кто-то захочет расстаться с этим местом, — продолжил Том, покачав головой.
— Никто тебя не гонит, сам понимаешь.
— Кроме моих снов.
— Отрешись от своих снов.
Звучит, конечно, просто и обоснованно. Нет снов — нет никакого Бангкока.
— А это возможно?
Мальчик ответил не сразу.
— Возможно. Есть здесь такой плод… Съешь — и никаких сновидений.
— И никакой больше древней истории?
— Да. Вопрос лишь в том, желаешь ли ты этого. Тебе решать. Твой выбор. Выбор всегда остается за тобой, это я тебе обещаю.
Уже ранним утром мальчик привел Тома обратно к утесу. После неуклюжего медвежьего объятия Том спустился по красному дереву, вернулся в деревню и тихо залез в постель в доме Палуса.
Может быть, воображение разыгралось, но он слышал голос мальчика вплоть до последней секунды, перед тем как провалиться в сон…
23
— Томас…
Сладкий, медовый голос. Его имя.
— Томас, проснись.
Женский голос. Нежная рука на его щеке. Он просыпается, но не уверен, проснулся ли. Рука на щеке может быть фрагментом сна. Пусть этот сон продлится еще чуток…
Приятный сон. На щеке его рука Рашель. Решительная девица, обучившая его уже куче новых приемов.
Томас!
Он открыл глаза. Кара. Он ахнул, дернулся.
— Томас, ты в порядке? — Кара стоит возле кровати, лицо белее простыни. — Что стряслось? — Он в недоумении уставился на кондиционер, с консоли которого свисают обрезки простыней. Моника исчезла.
— Томас! Не молчи!
— Что? — Он повернулся к Каре. — Что… — Под ним мокро. Красное. Кровь?
Он приподнялся на кровати. Отшатнулся от простыней, пропитанных его собственной кровью. Схватился за грудь и за живот, вспомнил хлопки глушителя…
Да, было, было… Но произошло и более важное. Озеро, мальчик… Он вскинул глаза на Кару.
— Бог есть!
— Что? — Кара выпучила глаза.
— Бог… Он… Э-э… — В голове его вертелось озеро. Он ощущал диковатую улыбку, бродившую по физиономии, разум пока не синхронизировался с мышцами и с обстановкой. — Ну, во всяком случае, мне снилось, что он реален. Не просто реален в смысле «во, Бог есть!», а в смысле, что ты можешь с ним говорить, даже потрогать, что ли…
