Наталья Деева - Хирург
Ольга молчала, смотрела, как на стене дома то вытягиваясь, то укорачиваясь, пляшут тени. Лицо Эда, озарённое огненными бликами, казалось юным.
— Помню, едем в троллейбусе. Сестра младшая ест мандарины, мама собирает шкурки в пакет, рядом менты стоят. Сестрица выдаёт: «Мама, а я знаю, зачем тебе шкурки: для водки»…
— У тебя есть сестра?
— Ага, тоже врач, — он подкинул в костёр хворост — огонь ожил, потянулся, вскинул всполохи-руки, обнимая ветки. — Тридцать три года ей. Живёт в Чикаго вместе с матерью.
— А ты чего не поехал?
— Кто меня там ждёт? Моё место здесь.
— Это из-за того, что ты… мы такие? Ну, в смысле, лимфоциты? Нам нельзя покидать родину? Или как?
— Или как. Я сам отказался, мне и тут неплохо живётся. У нас единственный запрет: не убий невинного. Поэтому у меня даже самые безнадёжные пациенты выздоравливают. Правда, если у них поцелуй смерти, больше года они всё равно не живут.
— А если я нарушу запрет?..
— Умрёшь. Или естественной смертью, или разобьёшься.
— То есть, если бы я прирезала отчима…
— Нет. Ничего бы не случилось. Закон работает только для действующих… то есть для предупреждённых.
— А кто начальствует?
— Никто, — Эд поворошил костёр шампуром. — Природа. Но иногда бывают непредвиденные обстоятельства, когда киллеры не справляются. Тогда приходят существа… я не уверен, люди ли они. Говорят, они работают только парами, им чужда человеческая логика, чужды чувства.
Бросило в холод, по коже побежали мурашки.
— Давай не будем об этом, — Ольга повела плечами. — Зачем портить такой замечательный вечер… И ещё, — она огляделась, — по-моему, тут нет комаров.
— Есть, но мало. Их дым отпугивает.
— Наших упырей, Днепром взращенных, ничего не берёт.
Так у костра сидели, пока у Ольги не отяжелели веки. Эд перенёс её в маленькую комнату на скрипучую кровать. Впервые после своего нового рождения она спала крепким здоровым сном и её не мучили кошмары. То ли она окончательно выздоровела, то ли это Матрёна, устроившаяся в ногах, охраняла её сон.
Проснувшись, она осмотрела комнату: какая удобная спинка у кровати! А не попытаться ли встать, держась за неё? Эд просил звать, если что. Нет, лучше самой попробовать. И — раз! Получилось! Ноги держат. Голова кружится, но терпимо. И уже почти не тошнит. А если шагнуть вправо. Так… и ещё шажок.
Ноги подкосились, но она удержалась, выпрямилась. Теперь влево, обратно к кровати. Получилось. Отдышавшись, она снова встала, потопталась у кровати, согнула ногу в колене, разогнула. Вторую согнула-разогнула. Когда попыталась присесть, мир снова закружился. Переждала, встала, подавила тошноту.
Когда постучал Эд, она уже сидела, улыбаясь во весь рот:
— Смотри, как я могу!
Весь комплекс она повторила без запинки.
— Ну, правда, я молодец?
— Ни на миг в тебе не сомневался. Будешь йогурт?
— Буду. Мне без разницы, что есть. Только… курить хочется.
— И не проси. Это вредно, — он поставил на стол бутылку йогурта и печенье. — Поешь, тебе понадобятся силы.
— Позавтракай со мной, а то самой… нет аппетита.
«Интересно, — подумала Ольга, — смогу ли я, как раньше, есть с удовольствием? Наверное, нет».
Хотя печенье по вкусу напоминало пенопласт, она делала вид, что ей нравится. Запивала таким же безвкусным йогуртом. Эд с задумчивым видом жевал, у него был такой взгляд, словно он решает в уме уравнение.
— Спасибо, — Ольга опустошила бутылку и отодвинула недоеденное печенье, — оставлю на потом. Что думаешь делать?
— Вытащить тебя во двор, собрать абрикосы, смородину и сварить джем.
— Мне надо одеться.
— Отвернуться?
— Ага.
Эти зеленоватые шорты и жёлтый топ с овальным вырезом Ольга когда-то считала своим лучшим нарядом. Сейчас же шорты спадали, ноги, которые они раньше выгодно подчёркивали, стали бледными и костлявыми. Топ тоже смотреться перестал: слишком уж устрашающе выпирали ключицы, к тому же облегать было нечего.
Девушка посмотрелась в зеркало, что напротив кровати: немочь как есть. Волосы рыжие торчком, а раньше были каштановые, волнистые. Она никогда не слышала, что волосы меняют цвет от стресса. Седеют — да, но что бы так… Пластина эта убогая… Ольга отвернулась. Внутри всё замерло, съёжилось. Неужели когда-нибудь удастся примириться? Не глядя в зеркало, она пригладила волосы. Наверное, Эд тоже смотрит на пластину, и его коробит.
— Слушай… у тебя есть бандана?
— Ты уже всё? Поворачиваться?
— Да, — сказала она мрачно.
— Где-то валялась, такая… с конопляными листьями и смайликами.
— Можешь поискать?
— ?
— Пожалуйста, — проговорила она жалобно.
— Ладно, но успех не гарантирую.
Когда за ним захлопнулась дверь, Ольга переоделась в джинсы, надела рубашку и завязала на талии узлом. Вот и выпендрилась. Праздничный наряд и тифозный «ёжик» на голове — загляденье просто.
Бандана таки нашлась, но заляпанная известью. «Ну и фиг с ней», — подумала Ольга, завязала, как придётся, и поправила, смотрясь в зеркало.
— Я похожа на хиппи, — сказала она. — Ну что, идём?
Эдуард протянул руку.
Тошнило меньше, но голова кружилась, как и вчера. Зато ноги начали понемногу слушаться, удалось даже по ступенькам спуститься. Подумаешь — десять метров до скамейки, — но почему каждая жилка тянет и пот катится градом? И ещё дыхание сбилось, как будто бежала пару километров. Неужели мышцы усохли, пока лежала?
Эд сел рядом, положив руки на колени. Так хотелось накрыть ладонью его руку, ощутить тепло. А ещё лучше, чтобы он сам…
…о чём думаешь, немочь бледная? Ты изуродована, еле на ногах стоишь. Думаешь, он посмотрит на тебя такую? Спустись на землю, девочка! Собственные мысли заставили её отвернуться, уставиться на увитый плющом забор.
Если работать… много работать, тогда с чем чёрт не шутит…
— Пойду я по абрикосы.
— Давай, — уронила она и посмотрела на оградку, за которую удобно держаться, если пробовать ходить.
Алекс
Электричка погрузилась во мрак тоннеля — голоса подростков, игравших в карты, смолкли. Есть суеверие — если, въезжая в тоннель, задержать дыхание и загадать желание, то оно исполнится. Алекс набрал в лёгкие побольше воздуха и пожелал вернуть привычную жизнь. Дыхания хватило. Какая глупость — верить в такие приметы.
— Смотри, смотри — море, — радостно крикнул мальчишка-сосед своему другу и прилип к стеклу.
За окнами обозначилась синяя гладь бухты. Берег был изрезан множеством заливов, вдоль которых еле просматривались пришвартованные корабли. Там, где в бухту впадала речка, над ржавыми платформами возвышался лес подъёмных кранов. С другой стороны вздымалась скала. За ней виднелась другая скала — более пологая, ноздреватая, изрытая сотнями ходов. Красивые места всё-таки!
