Айзек Айзек Азимов - Транторианская империя
— У меня есть ответ, — сказал Мандамус. — И зависит он от того, что Земля уникальна ещё в одном смысле.
— Дайте-ка я сам угадаю? Вы упоминали большой спутник. Однако, доктор Мандамус, вы не можете считать это своим открытием.
— Конечно, — холодно произнес Мандамус, — но учтите, что большие спутники — вещь обычная. В нашей планетной системе их пять, в системе Земли — семь, et cetera. Все известные большие спутники, кроме того, вращаются вокруг газовых гигантов, но только спутник Земли — Луна — вращается вокруг планеты, не намного большей, чем сам спутник.
— Осмелюсь ли я ещё раз употребить слово «случайность», доктор Мандамус?
— В этом случае, возможно, и случайность, но Луна остаётся уникальной.
— Пусть так, но какая связь между сателлитом и обилием жизни на Земле?
— Это не совсем ясно, и связь может быть маловероятной, но казалось бы более невероятным, если бы два таких необычных примера уникальности у одной планеты не были бы не связаны между собой. И я обнаружил такую связь.
— Да? — насторожился Амадейро.
Вот сейчас-то его придурь и проявится. Амадейро украдкой взглянул на часы. Времени прошло немного больше, чем он предполагал потратить, но его любопытство росло.
— Луна, — сказал Мандамус, — медленно отходя от Земли, производит приливно-отливный эффект на Земле. Большие приливы на Земле — следствие существования этого большого спутника. Земное солнце тоже вызывает приливы, но их интенсивность на две трети ниже, чем у лунных, — так же, как и наше солнце вызывает незначительные приливы на Авроре. Так вот, Луна была гораздо ближе к Земле в ранней истории этой планетной системы. Чем ближе Луна к Земле, тем выше приливы на Земле. Эти приливы производили два важных эффекта: они сгибали земную кору, поскольку Земля вращалась, и замедляли её вращение. От этого сгибания и от трения приливных океанских вод о неровности морского дна энергия вращения превращалась в тепло. Следовательно, кора у Земли более тонкая, чем у известных нам пригодных для обитания планет, что доказывается вулканической деятельностью и подвижным строением коры.
— Но всё это не имеет отношения к изобилию жизни на Земле, — сказал Амадейро. — Я думаю, доктор Мандамус, вам следует перейти к делу либо уйти.
— Прошу вас, доктор Амадейро, потерпите ещё немного. Важно понять суть дела. С помощью компьютера я в мельчайших подробностях воспроизвел развитие земной коры, учитывая и приливно-отливную деятельность, и подвижность земной коры. Если мне позволено будет похвастаться, то я скажу, что никто до меня не делал этого так скрупулезно и дотошно.
— О да, конечно, — пробормотал Амадейро.
— И оказалось — я покажу вам необходимые данные, если пожелаете, — что концентрация урана и тория, находящихся в земной коре и верхней части мантии, в тысячу раз выше, чем на любой другой планете. Больше того, они распространены неравномерно, и на Земле есть места, где урана и тория ещё больше.
— И, я полагаю, уровень радиоактивности опасно высок?
— Нет, доктор Амадейро. Уран и торий очень слабо радиоактивны, и даже там, где они относительно сконцентрированы, их концентрация не слишком велика в абсолютном смысле. Всё это, повторяю, из-за наличия большой Луны.
— И несмотря на то что уровень радиоактивности не опасен для жизни, он достаточен для увеличения количества мутации. Так, доктор Мандамус?
— Совершенно верно. И, вероятно, вымирание видов происходило так же быстро, как и развитие новых. В результате — огромное разнообразие и изобилие форм жизни. Постепенно только на одной Земле развились разум и цивилизация.
Амадейро кивнул. Пожалуй, молодой человек вовсе и не чокнутый. Он может ошибаться, но он в своем уме. Может, он и прав. Амадейро не был планетологом, и ему нужно было заглянуть в книги, чтобы обнаружить, что Мандамус, как и многие энтузиасты, открыл общеизвестное. Но тут было нечто более важное, что следовало проверить немедленно.
Он тихо сказал:
— Вы говорили о возможном уничтожении Земли. Какая связь между этим и уникальными свойствами Земли?
— Уникальные свойства можно использовать уникальным способом, — так же тихо ответил Мандамус.
— Каким же в данном случае?
— Прежде чем говорить о методе, доктор Амадейро, я должен объяснить, что физическая возможность уничтожения Земли зависит от вас.
— От меня?
— Да, — твёрдо сказал Мандамус. — От вас. Зачем бы я пришёл к вам с этим длинным рассказом, если бы не надеялся убедить вас, что знаю, о чём говорю, да так, чтобы вы захотели сотрудничать со мной? Ведь это необходимо для моего успеха.
Амадейро медленно вздохнул:
— А если бы я отказался, мог бы кто-нибудь другой послужить вашим целям?
— Я мог бы обратиться к другим, если бы вы отказались. Так вы отказываетесь?
— Вероятно, нет, но я бы хотел знать, насколько я вам необходим.
— Я бы сказал: вы не так необходимы мне, как я необходим вам. Вы должны сотрудничать со мной.
— Должен?
— Я бы хотел этого, если вы предпочитаете, чтобы я выразился иначе. Но если вы желаете, чтобы Аврора и космониты навечно восторжествовали над Землей и поселенцами, то вы должны сотрудничать со мной, нравится вам это слово или нет.
— Скажите мне, что это значит, что я должен делать?
— Для начала скажите, правда ли, что Институт в прошлом проектировал гуманоидных роботов.
— Да, мы сделали всего пятьдесят. Это было полтора-два столетия назад.
— Так давно? И что с ними случилось?
— Они не пригодились, — равнодушно ответил Амадейро.
Мандамус сел с выражением ужаса на лице.
— Их уничтожили?
Амадейро поднял брови.
— Уничтожили? Кто же уничтожает дорогостоящих роботов? Они на складе. Энергетические элементы вынуты, а специальные долгодействующие батареи поддерживают деятельность позитронных путей.
— Их можно снова привести в рабочее состояние?
— Уверен, что можно.
Мандамус стукнул правой рукой по ручке кресла и зловеще промолвил:
— Тогда мы победим!
Глава 12
ПЛАН И ДОЧЬ
46
Амадейро давно не вспоминал о человекоподобных роботах. Это было болезненно, и он с некоторым трудом заставил себя вернуться к этой теме — под нажимом Мандамуса.
Гуманоидный робот был крупным козырем Фастольфа в те далекие дни, когда Амадейро был в миллиметре от того, чтобы перехватить игру, козыри и всё остальное. Фастольф спроектировал и построил двух гуманоидных роботов (один из них существовал и поныне) — и никому больше не удалось сделать нечто подобное, даже целому Институту роботехники.
