Айзек Айзек Азимов - Транторианская империя
— Есть такая вещь, как квалификация, которая необходима, чтобы занять этот пост.
— Она у меня будет.
— Поживем — увидим.
— Я-то поживу, а вот вы ещё до полного нашего успеха пожелаете удовлетворить мою просьбу. Прошу вас, привыкайте к этой мысли.
— И всё это прежде, чем я услышал хоть слово, — пробормотал Амадейро. — Итак, вы член Института, а я должен привыкнуть к вашей личной мечте, но давайте ближе к делу. Расскажите, как вы намерены уничтожить Землю.
Почти автоматически Амадейро сделал знак своим роботам, чтобы они не запоминали то, что услышат. Чуть заметно улыбнувшись, Мандамус сделал то же самое, адресуясь к своим роботам.
— Итак, начнем, — сказал Мандамус. И Амадейро тут же бросился в атаку:
— Вы уверены, что вы не сторонник Земли?
Мандамус оторопел:
— Я пришёл к вам с предложением разрушить Землю!
— Но вы потомок солярианки в пятом поколении, как я понимаю.
— Да, сэр, так записано в свидетельстве. И что из этого?
— Солярианка долгое время была близким другом и протеже Фастольфа, и я подумал, не симпатизируете ли вы его проземным взглядам.
— Из-за моей прапрапрабабки? — Мандамус был искренне удивлён. На миг в его глазах вспыхнула досада, даже злость, но быстро исчезла, и он спокойно продолжал: — Точно так же и вашим близким другом и протеже была доктор Василия Фастольф, дочь доктора Фастольфа. Она его потомок в первом поколении. Мне интересно, она не симпатизирует его взглядам?
— Когда-то я этим интересовался, — сказал Амадейро, — но она ни в коей мере не симпатизирует им, и я перестал об этом задумываться.
— Вы можете перестать задумываться об этом и в моём случае, сэр. Я космонит и хочу, чтобы Галактикой правили космониты.
— Ну и прекрасно. Так в чём же заключается ваш план?
— Я начну с начала, если не возражаете. Доктор Амадейро, астрономы считают, что в нашей Галактике миллионы планет, подобных Земле, на которых люди могут жить после некоторых внешних преобразований, однако кардинальной геологической перестройки при этом проводить не нужно. Их атмосфера пригодна для дыхания, есть вода, подходящие климат и почва, существует жизнь. Действительно, атмосфера не могла бы содержать свободного кислорода при отсутствии хотя бы океанического планктона. Почва в основном голая, но как только её и океан подвергнут биологическому изменению, их сразу же заселяют земными формами жизни. Они приживаются — и планету можно заселять. Сотни таких планет были открыты и изучены, и примерно половина из них уже занята поселенцами. Однако из всех пригодных для обитания планет нет ни одной с таким огромным разнообразием жизни, как Земля. Нигде нет ничего более сложного, чем немногочисленные червеподобные и насекомоподобные беспозвоночные, а в растительном мире — папоротникообразный кустарник. О разуме или о чём-то более близком к нему даже говорить не стоит.
Амадейро слушал эти нудные сентенции и думал: шпарит как по писаному. Вслух он сказал:
— Доктор Мандамус, я не планетолог, но всё, что вы говорите, мне известно.
— Как я уже предупредил, доктор Амадейро, я начал с начала. Астрономы всё более убеждаются, что все или почти все планеты Галактики, пригодные для обитания, заметно отличаются от Земли. По каким-то причинам Земля — планета необычная, и эволюция на ней происходила невероятно быстро и совершенно аномально.
— Обычный аргумент, — сказал Амадейро, — состоит в том, что, если бы в Галактике жили другие разумные существа, такие же развитые, как мы, они знали бы о нашем существовании и так или иначе дали бы о себе знать.
— Да, сэр. В сущности, будь в Галактике другие разумные существа, более развитые, чем мы, у нас с самого начала не было бы шансов занять даже одну планету. Отсюда следует, что в Галактике существует только один вид существ, способных путешествовать в гиперпространстве. То, что мы вообще единственные в Галактике носители разума, ещё не вполне ясно, но весьма вероятно.
Теперь Амадейро слушал со скучающей полуулыбкой.
Молодой человек любит поучать, как человек, подавленный тупым ритмом своей мономании. Парень с причудами; слабая надежда Амадейро, что у этого Мандамуса действительно есть что-то, могущее повернуть ход истории, начала гаснуть.
— Вы продолжаете сообщать всем известные вещи, доктор Мандамус. Все знают, что Земля уникальна и что мы, по всей вероятности, единственные разумные существа в Галактике.
— Но никто не задавался простым вопросом: почему? Земляне и поселенцы не задают его. Они согласны с этим. У них мистическое отношение к Земле, они считают её священным миром и необычные её свойства принимают как должное. А мы, космониты, тоже не спрашиваем. Мы игнорируем этот вопрос. Для нас куда лучше не думать о Земле вовсе, потому что иначе нам придётся считать себя потомками землян.
— Я не вижу смысла в этом вопросе, — сказал Амадейро. — Нам не нужно искать сложные ответы на это «почему». Случайные процессы призваны играть важную роль в эволюции и в какой-то мере во всех вещах. Если пригодных для жизни планет миллионы, эволюция может происходить на них по- разному. На одних быстрее, на других медленнее, где-то исключительно медленно, где-то исключительно быстро. Земле повезло, что эволюция на ней происходила исключительно быстро, и поэтому мы здесь. Так что если мы спрашиваем «почему?», естественным исчерпывающим ответом будет «случайность».
Амадейро ожидал, что Мандамус выдаст свою очередную причуду, обозлившись на неожиданное логическое утверждение, представленное в смешном виде и полностью опровергавшее его тезис. Однако Мандамус посмотрел на Амадейро и спокойно сказал:
— Нет. — Помолчав, он продолжал: — Для многократного ускорения эволюции нужно нечто большее, чем одна-две счастливые случайности. На каждой планете, кроме Земли, скорость эволюции тесно связана с потоком космической радиации. Скорость увеличивается не вдруг, а под влиянием этой радиации. На Земле же, где происходит больше изменений, чем на других обитаемых планетах, они не связаны с космическими лучами, поскольку количество радиации, достигающей Земли, невелико. Теперь вам, наверное, становится ясно, отчего это «почему» так важно.
— Хорошо, доктор Мандамус, поскольку я всё ещё слушаю и даже с большим нетерпением, чем сам предполагал, ответьте же на вопрос, который вы так настойчиво поднимаете. Или у вас есть только вопрос, но не ответ?
— У меня есть ответ, — сказал Мандамус. — И зависит он от того, что Земля уникальна ещё в одном смысле.
— Дайте-ка я сам угадаю? Вы упоминали большой спутник. Однако, доктор Мандамус, вы не можете считать это своим открытием.
