Владимир Шибаев - Прощай, Атлантида
Она диким, затравленным взглядом обвела толпу, в ужасе оглянулась на распростертое тело, потом страшно, судорожно зарыдала, подплелась к географу, обняла его за плечи и так, рыдая и давясь, начала падать в обморок.
Все засуетились, и Арсений, неловко подхватив тяжелую ношу, потащил ее прочь от жуткой комнаты.
* * *Нет удовольствия выше, чем после бессонной, нашпигованной терпкими кошмарами ночи трястись в скрипящем вонючем автобусе сорок минут, дремать, клюя носом в подложенные для мягкости локти и зная, что твой выход – конечная остановка. Такой, отличный от прошлого, маршрут к старушкиному жилью выбрал Полозков, зажав щиколоткой фибровый чемоданчик Аркадии Двоепольской с легкими пожитками пожилой жительницы пригорода.
Последнее разумное, что запомнилось его улепетывающей от вчерашнего памяти, это летящий по хмурому утру автомобиль и валяющаяся на заднем сиденье бездвижная, как распухшая пенсионерка кукла Барби, с бессмысленными пустыми открытыми глазами и завернутая в какой-то плед девушка Клодетта. Но нашел все-таки в себе неразумный Арсений силы спросить тогда, глядя на летящие навстречу перелески:
– А где же Ваши красивые кожаные водительские перчатки, Альберт Артурович.
На что Альберт поерзал на кожаном сиденье и процедил: " Придет время, тебе покажу и предъявлю, женишку-первопроходцу".
Но географ хотел только спать и намеревался, дома сгрузив нежданную добычу на тахту и потеплее ее замотав, тихо погрузиться в пучины снов исследователя древних времен. Однако этим же днем, дав географу только несколько часов на сборы сновидений, раздался ненужным будильником телефонный звонок. Умирающий от бессонницы Полозков поднял трубку.
– Ало, Арсений Фомич, это Воробей, журналист. Ну, помните?
– А как же, особенно сейчас, – ответил Арсений, судорожно держа скулы от зевоты.
– Ну, виделись не раз, – трещал Воробей. – на дне рождения барабанщика Юлия веселились и прочее. Они, кстати, тут рядом от холода трясутся. Не тряситесь, – крикнул в сторону, – не слышно ни черта. Арсений Фомич, Вы со мной советовались тогда – куда одну старушку могли, кроме дома, отправить из больницы. Де, в больнице полный карантин информации. Есть соображения, нарыл в голове.
– Зайдешь? – слегка проснулся Арсений. – Со своими ледяными куклами.
– Могу запрыгнуть, мы, наверное, судя по телефону, недалеко. Да и про фотографию крупную из банка вы интересовались как-бы вскользь, на дне… так называемом рождения. В городе черные слухи… обменяемся чернухой.
– Заходите, запоминайте адрес, – еще раз пригласил географ и потом спросил, глядя на утонувшую в угол тахты Клодетту. – А, правда, что рядом с Вами делает молодежь?
– Замерзли, как сосульки, носами капают. Решили таскать по пустой улице лозунг " По ползущим в губернаторы плеткой народного образования".
– Эге, эге, – всполошился географ. – Давайте и этих срочно ко мне, откачивать кипятком с вареньем.
В квартирке молодежь скоренько стянула колом стоящие от холода куртки и набросилась на чай, роняя варенье с ложек на кисти рук и воротники рубашек.
– А это кто? – наконец ткнул капающей ложкой в сторону тахты неуемный Воробей, уже успевший рассказать об отнятой битой фотографии и сидении в вице-губернаторском шкафу. – Ну да, – смутился он тут же. – Понятно, дело молодое, незнакомое.
– Любовь до гроба, – мечтательно облизнула ложку Элоиза, опуская в чашку посиневшие от холода пальцы.
– Любовь, еще быть может, – продекламировал Юлий классику, – нам в шествиях поможет. В душе моей забылась, но поутру забилась, как птица, залетевшая в глаза.
– Какая птица? – испугался географ.
– Воробей, – рассмеялась Элоиза, похлопав крыльями-руками.
– Голубь вещий птица, – обиженно надул губы Июлий.
– Это не любовь, – наставительно произнес географ. – Это потерявшая близкого несчастная невеста обстоятельств. Кстати, прошу лозунг ваш, как неактуальный "сине-зеленому" движению отменить, – при этом понятливый журналист сделал шеей стойку ищейки, чующей вальдшнепа.
В дальнейшем разговоре Воробей и сообщил, что бабушка Двоепольская, перенесшая в больнице информационную блокаду, выписана и была отправлена по адресу, а потом, возможно, и куда-то еще.
– Как это – "невеста обстоятельств"? – испуганно, выдержав паузу, спросила, широко раскрыв глаза, Элоиза. – Она, что ли "невеста на час"? – и прикрыла рот ладошкой, потому что спеленутая кукла на тахте дернулась.
– Вы, знаете что, – попросил географ, обращаясь к Элоизе, – не сможете ли здесь подежурить, возле занемогшей? Личная просьба, до вечера. Проведете выездное заседание "Белого налива", вон – в вазочке яблоки. Поупражняетесь с Юлием в риторике, почитаете книги и побарабаните, во что найдете. Мне бы отлучиться, – просительно заглянул он Юлию в глаза, – на пол денька.
– Хотите, я с Вами? – подставился чующий добычу Воробей.
– Длина и неудобство унылого пути многократно превышают конечный интерес, – витиевато отказал географ.
И после часа этого пути, двигаясь по линиям памяти к потерянному адресу, от выбрался из гремящего автобуса и скоро вжал дребезжащий звонок двери с оборванным дермантином.
– Ктой-та? – через минуту спросил голос упитанной бабы Фени.
– Это я, Ваш прошлый вечерний знакомый, по поводу Аркадии Самсоновны.
– По какую по воду? Иди тогдась за коромыслой, – отправила Феня.
– Стойте, стойте, – завопил Арсений. – Это я, старый Ваш ночной знакомый.
– Знаю, что я, – подтвердила догадливая старушонка. – Коли я Феня. А чего вечерами шмыгаешь? Коли знакомый, то и не открою, – закашлялась Феня за дверью и зашмыгала тапками. – От энтих знакомов одни болезни, валерьяны ведро извела. Сатаны беспартейные.
– Очень с Вами поговорить надо, – взмолился географ.
Застучали засовы и зазвенели цепочки. Феня, тяжело вращаясь, посторонилась. В коридоре тускло горел свет. Дверь старушки Двоепольской была опечатана четкой бумажкой с ниточкой и отчетливой печатью.
– Вот видите, Феня, чемоданчик бабушки Аркадии. Никак не могу передать. Где же она, что случилось?
– А то оно, – проворчала Феня. – Что и не случилось. Страм один. Старая – то Аркадия съехала в богадельню на государевы заботы, да ключеву водицу. Вот и чего! А ейную принадлежность на ту ночь и пограбили скорые люди-вороны. Поклевали всю мелкую сохранность, а шкафины посдвинули и тама заломалось. Вы все знакомцы. Все норовите, как Феня спит, дверцы пообрывать, да бабок на свиданку ангелов спровадить. Тьфу!
– А скажите, Феня, – спросил Арсений. – Племянница Ваша, Рита, обо мне утром не звонила, не справлялась?
