Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Ракетный корабль «Галилей» (сборник)
— Как долго будет свободное падение, сэр? — спросил Мэтт.
— Одиннадцать секунд. Можно бы сделать и подольше, но для того, чтобы увеличить время свободного падения вдвое, требуется высота, в четыре раза больше, чем эта. Думаю, вам и такой хватит вполне, — заключил он с мрачной улыбкой.
— Извините, сэр, а что это значит — «выявление реакции организма»? — послышался чей-то робкий голос.
— Это значит, что реакция организма может оказаться любой — кровотечение, потеря сознания и всякое такое.
— А это опасно?
— Да как вам сказать… А что вообще можно считать безопасным? Механических неполадок, правда, до сих пор не было, — пожал плечами кадет. — Частота вашего пульса и дыхания, давление крови и другие данные будут передаваться с помощью телеметрии на пульт управления. Мы постараемся, чтобы, пока идут испытания, никто из вас не погиб.
После этого группа проследовала вслед за кадетом по коридору, прошла в дверь и оказалась внутри кабины. В ней находились маятниковые сиденья — какие обычно бывают в машинах, двигающихся с высокой скоростью, — но здесь сиденья отклонялись назад и были покрыты толстой обивкой. Кандидаты пристегнули ремни, и медик закрепил на теле каждого из них телеметрические датчики. Кадет внимательно проверил надежность крепления ремней, затем вышел и вернулся с офицером, который проверил все еще раз. После этого кадет раздал пакеты, которые крепились ко рту каждого кандидата, — чтобы в случае приступа рвоты не перепачкать соседей. Закончив приготовления, он спросил:
— Все готовы?
Молчание. Кадет удовлетворенно кивнул, вышел из кабины и закрыл за собой дверь.
Мэтт пожалел, что вовремя его не остановил.
Шли секунды, и все оставалось без изменений. Затем кабина как-то непонятно накренилась; на самом деле наклон дала не кабина — стали отклоняться сиденья по мере того, как кабина начала набирать скорость. Затем сиденья вернулись в прежнее положение, но Мэтт почувствовал, насколько тяжелее сделалось его тело, и понял, что это они кружатся в центрифуге. Его прижало к спинке сиденья; руки, казалось, налились свинцом, и он не мог ими даже пошевелить. Внезапно чувства тяжести словно и не бывало — тело приподнялось, сдерживаемое пристяжными ремнями. Желудок начал куда-то проваливаться. Мэтт судорожно глотнул: завтрак вроде бы остался на месте. Кто-то закричал: «Падаем!». «Чего кричать, и так ясно», — подумал Мэтт.
Он сжал зубы, напрягся, ожидая удара о скалы, но удара не было. Удара не было — а его желудок по-прежнему старался сбежать из тела. Одиннадцать секунд? Вранье, он уже падает дольше! Неужели что-то случилось?
Они продолжали падать.
И тут Мэтт почувствовал, что какая-то сила прижимает его к сиденью. Эта сила росла и росла, пока он не стал таким же тяжелым, как и перед началом падения. Его многострадальный желудок бился и трепыхался в спазмах, но сила тяжести, выросшая в бесконечное число раз, крепко удерживала добро.
Тяжесть исчезла, вернулся нормальный вес. В следующее мгновение кабина будто подпрыгнула, и на мгновение вернулось ощущение невесомости, но это чувство продолжалось не больше мига; тут же его тело размякло в подушках кресла. Открылась дверь, и в кабину вошел кадет в сопровождении двух санитаров. Кто-то кричал в истерике: «Выпустите меня отсюда! Выпустите меня!». Кадет, не обращая внимания на крик, прошел к креслу, стоявшему прямо перед Мэттом. Он наклонился над юношей, неподвижно сидящим в кресле, расстегнул пристежные ремни, и санитары вынесли тело. Откинутая назад голова юноши безжизненно свисала вниз. Затем кадет подошел к истерично кричащему кандидату, отстегнул ремни и сделал шаг в сторону. Юноша встал, пошатнулся и с трудом вышел из кабины.
— Кому сменить гигиенический пакет?
Несколько человек подняли руки. Кадет быстро раздал новые пакеты и помог их закрепить. Мэтт с облегчением подумал, что его-то пакет в замене не нуждается.
— Приготовьтесь к пятикратной силе тяжести, — предупредил кадет и заставил каждого из оставшихся в кабине назвать свои имена.
Перекличка еще не закончилась, как один из юношей попытался подняться, дергая за ремни, удерживающие его в кресле.
Не прекращая переклички, кадет помог ему расстегнуть ремни и сделал жест в сторону открытой двери, потом вышел следом за ним. Дверь захлопнулась. Мэтт почувствовал, как его охватывает невыносимое напряжение. Когда растущая сила тяжести снова вдавила его в сиденье, ему даже вроде бы полегчало, но только на мгновение, потому что трудно было не догадаться: пятикратное увеличение тяготения это тебе не трехкратное. Грудь сдавило железными тисками, он не мог даже вздохнуть.
Колоссальное давление исчезло — они снова сорвались вниз, и началось падение. На этот раз несчастный желудок не выдержал; Мэтт пожалел, что вообще что-то ел за завтраком.
Падение продолжалось. Освещение в кабине погасло — и кто-то дико закричал. Мучаясь от приступов рвоты, Мэтт не сомневался, что стряслась катастрофа — потому и освещение вышло из строя; на этот раз они наверняка разобьются о скалы каньона. Но почему-то теперь это не казалось таким уж важным.
Он погрузился в черный водоворот пятикратной силы тяжести, когда кабина замедлила падение, Мэтт понял, что уцелел и на этот раз. Эта мысль не принесла облегчения — все его внимание сосредоточено было на том, чтобы суметь сделать вздох грудью, зажатой в страшных тисках. Подъем к вершине утеса — сначала при двукратной силе тяжести, потом при нормальной — показался ему легкой прогулкой, если не считать момента, когда перед самой остановкой на мгновение опять наступила невесомость и пустой желудок запротестовал.
В кабине зажегся свет, дверь открылась, и снова появился кадет. Его взгляд остановился на юноше, который сидел рядом с Мэттом. Лицо юноши было залито кровью, струившейся из носа и из ушей. Кандидат посмотрел на подошедшего кадета и махнул рукой, будто уговаривал его отойти.
— Все нормально, я выдержу, — еле слышно заговорил он. — Пусть продолжают тесты.
— Возможно и выдержите, — ответил кадет, — но не сегодня. Не расстраивайтесь, — добавил он, — это совсем не значит, что вы потерпели неудачу.
Кадет осмотрел остальных, затем позвал офицера. Они посоветовались о чем-то шепотом, и еще один юноша был наполовину вынесен, наполовину выведен из кабины.
— Кому нужны новые пакеты? — спросил кадет.
— Мне, — произнес Мэтт слабым голосом. Ему быстро заменили пакет, и Мэтт дал себе слово больше никогда не есть за завтраком гренки в молоке.
— Семикратная сила тяжести! — объявил кадет. — Кто хочет — может отказаться, остальным приготовиться.
