Аркадий Стругацкий - Христо-люди
- Убивать любое живое существо неприятно, - сказала она. - Но считать, что без этого кому-то удастся выжить - значит заниматься самообманом. Тогда надо отказаться от мяса, запретить рвать цветы, убирать урожай и даже лечиться от болезней, особенно инфекционных. Ничего постыдного в этом нет. Это просто эпизод большого поворота естественной истории. Поскольку мы хотим выжить, то мы защищаем себя от чужих нам индивидов, пытающихся уничтожить нас. Иначе мы погибнем сами.
Несчастные люди окраин из-за своего несовершенства были обречены вашим правительством, жить в убожестве и бедности. У них не было будущего. Но его нет и у тех, кто приговорил людей окраин к такой жизни. Слышали ли вы о гигантских ящерах? Но когда пришло время уступить дорогу другому виду - они исчезли.
Настанет когда-нибудь день, когда нам самим надо будет уступить дорогу другому виду. Вероятно, мы тоже будем бороться против неизбежного, как и эти остатки древних людей. Мы изо всех сил будем стараться вернуть наступающий мир в небытие, из которого он возник, ибо измена своему виду всегда кажется преступлением.
Но наступит время, и мы уйдем. Точно такой же процесс происходит сейчас. Из верности своему виду они не могут допустить наше существование, из верности своему виду мы не можем допустить их сопротивление.
Это шокирует вас, так как вы еще не осознаете, что принадлежите к другому виду. Вы смущены вашими родственными связями и вашим воспитанием. Быть может, самым ужасным моментом познания является тот, когда ты понимаешь, что твой отец - обычный человек из плоти и крови. Вот почему вы шокированы, и вот почему они имели над вами превосходство. Они-то не смущаются, их объединяет опасность, угрожающая их миру. Они видят, что если вы выживете, то в дальнейшем они не смогут вас уничтожить, и им придется обороняться от наступления вашего мира. Ибо мы высший мир, и мы только начинаем. Мы способны мыслить вместе и понимать друг друга так, как они и не мечтают. Мы начинаем понимать, как объединять наши мысли и создавать один общий мозг для решения трудных проблем. Мы не разобщены по отдельным клеткам, из которых можем общаться друг с другом лишь не отражающими глубину мысли словами. Понимая друг друга, мы не нуждаемся в законах, охраняющих жизнь низших форм, неотличимых друг от друга, как кирпичи. Нам не нужно вколачивать себя в геометрические рамки общества и политики. Мы не собираемся быть догматиками, постигающими у бога, как организовывать мир.
Сущность мира - это изменение. Изменение - это эволюция, и мы часть ее. Статичность - это враг изменений, а, следовательно, наш непримиримый враг. Если вы еще сомневаетесь, то задумайтесь над поступками, которые совершают эти люди. Я мало знаю о вашей жизни, но в ваших мыслях я вижу это знание. И подумайте так же, как бы они поступили с вами.
Как и раньше, я нашел, что ее стиль риторичен. У меня пока не хватало решимости возражать ей, а тем более рассматривать себя как новый, более высокий вид. Мысленно я все еще считал себя несчастным отклонением. Но я уже мог оглянуться назад и подумать, почему мы вынуждены улететь отсюда. И все же я не удержался и задал вопрос:
- Неужели все люди у вас на Цейлон думают то же самое про высшие и низшие виды, про необходимость столь безжалостной жестокости? Судя по тому, что я слышал и читал раньше, такой образ мыслей не был присущ древним пророкам.
В мыслях женщины явно проскользнуло неудовольствие этим вопросом, но она сдержалась и нехотя ответила:
- Нет, очень немногие. Только те, кто правильно понимают, что одновременно быть добрым и хозяином мира - невозможно. К моему сожалению, все они принадлежат к «Обществу братьев Банева». Поэтому, если мне не удастся убедить собратьев в правильности такой позиции, я присоединюсь к последователям Банева и улечу вместе с ними. Я считаю, что они совершенно правильно собираются строить свой мир, исходя из этих положений. Более того, я приветствую то, что они хотят начать перевоспитание несогласных с этим еще в полете, введя соответствующий режим на корабле. Но дискуссий на эту тему у нас дома все еще хватает, причем большинство не на нашей стороне.
Я почувствовал горькое сожаление в ее мыслях. Она немного помолчала и добавила:
- Это большинство - «Общество братьев Кандида», мое общество. И мне придется выйти из него, так как переменить свою точку зрения я не смогу.
Она замолчала, и я снова почувствовал в ее мыслях теперь уже смесь горечи и злобы.
Я взглянул на Петру. Она, очевидно, не вдумывалась в эти трудные для нее рассуждения, а просто следила за прекрасным лицом женщины. Ряд воспоминаний проплыл у меня перед глазами: лицо тети Гэррист в воде и ее струящиеся волосы, бедная Энни, свисающая с притолоки, Салли, сжавшая руки от боли за Катрин и в ужасе за себя. Софи, превратившаяся в дикарку, и мертвая Софи, лежащая в пыли со стрелой в шее…
Любая из этих картин могла стать будущим Петры. Но ведь эти картины были порождением нашего «примитивного» общества, как его называла женщина из Цейлон. Почему же ее новый мир должен идти по тому же пути, пусть даже используя более совершенные и «гуманные» средства, но по сути ничего не меняя? Я почувствовал, что этот вопрос становится вопросом моей совести, что мне придется его решать, может быть, всю мою жизнь.
Я обнял сестру за плечи.
Во время длинной речи женщины из Цейлона, Майкл смотрел наружу, его глаза завистливо следили за машиной в центре поляны. Когда она кончила, он еще минуту или две рассматривал машину, потом вздохнул и отвернулся. Несколько мгновений он смотрел на каменный пол перед собой, потом поднял голову.
- Петра, - сказал он, - ты можешь связать меня с Рэчел?
Петра послала вопрос, несколько оглушивший нас.
- Да. Она слушает. Она хочет узнать, что происходит, - сказала она Майклу.
- Прежде всего, скажи ей, что мы все живы, и все в порядке.
- Да, - через некоторое время сообщила Петра, - она поняла это.
- Теперь я хочу, чтобы ты передала ей следующее. Она должна быть храброй и осторожной, а вскоре, через три - четыре дня, я приду за ней и заберу ее с собой. Ты можешь сказать ей это?
Петра энергично послала ей мысль и подождала ответа.
- Бедная, - сказала она. - Рэчел плачет, и я ее не понимаю…
Все смотрели на Майкла молча.
- Что ж, - сказал он. - Вы объявлены вне закона, и вам придется улететь.
- Но Майкл… - Начала Розалинда.
- Она одна, - сказал он жестко. - Ты бы оставила Дэвида одного? Он бы оставили тебя? Я не знаю, какие есть правила борьбы видов, но я точно знаю, какие есть правила для индивида, называющего себя человеком земли.
Никто ничего не сказал.
