Александр Громов - Запруда из песка
А они захотят?
Не исключено и даже вероятно. Я сам захочу. Но то, что эта милая гоп-компания гениев за полвека работ над чужим умудрилась не уничтожить по неосторожности Корабль и Экипаж, вызывало невольное уважение.
– Проясните мне еще один момент, – сказал я. – Вы говорили, что вам пришлось посвятить меня в тайну чужого несколько раньше, чем планировалось. А как планировалось? Надеюсь, это не секрет?
– Отнюдь. Вас интересует подробная методика работы с непосвященными или можно изложить кратко?
– Давайте кратко.
– Хорошо. С момента подсадки ментоматрицы мы не выпускали вас из виду. Главное, что нам нужно было выяснить: не взяла ли верх личность Фрола Пяткина в борьбе с личностью Михайлы Ломоносова. Такое изредка случается, но с вами этого не произошло. Далее, мы отслеживали ваш жизненный и профессиональный путь…
– Генерал Марченко и группа Сорокина – ваша работа? – напрямик спросил я.
– Я ведь вам объяснял уже, помните? Тогда, на Луне…
– Тогда вы много врали. Теперь я хочу узнать правду. Руководство Северо-Евразийского отсека действительно решило создать самостоятельную группу экспертов по проблеме чужих – или это тоже ваша работа?
– Не наша.
– Допустим. Триста тридцать четвертый отдел – не фикция?
– Ни в коей мере. Это одно из подразделений, созданных Капитанским Советом для работы по проблеме чужих. В некотором роде – наши прямые противники.
– Верю. Дороговато бы обошлась такая фикция… Идем дальше. Кто-то устроил так, что я был приглашен в группу Сорокина. Кто-то дал мне лестные рекомендации и убедил Марченко в моей полезности. Кто? Вы?
– Скажем так: я тоже приложил к этому руку, – ответил Магазинер. – А потом убедил кое-кого, что ваше место не среди доморощенных изыскателей, а в триста тридцать четвертом отделе. Разве вы недовольны?
– Не о моем удовольствии речь, – желчно отрезал я. – Вы готовили меня. Понимаю. Передо мной стояла задача проникнуться глубиной проблемы, и я проникся. Я ломал голову над причинами астероидных ударов, а вы мне подыгрывали. Я мечтал о том, чтобы когда-нибудь надавать чужим по морде, а вы, наверное, хихикали за моей спиной в рукав. Все эти дурацкие командировки на импакты… Ладно, я не злюсь. Почему согласно вашему плану я должен был узнать правду не сейчас, а несколько позже? «Несколько» – это вообще сколько?
– Несколько месяцев. Командировки были полезны – вы теперь знаете, что происходит, когда в Землю врезается астероид. Лично видели. Кроме того, вы изучали Экипаж во всем его разнообразии. Ведь вам вместе с нами придется теперь определять его судьбу. Должны же вы были ознакомиться с объектом управления? Вам еще предстоят не очень-то приятные командировки в места лишения свободы, лечебно-трудовые лагеря, спецшколы для асоциальных детей, места с минимальным влиянием Экипажа… – Магазинер загибал толстые пальцы. – Лучше было бы вам ознакомиться с данными объектами до, а не после, но кто ж мог предположить, что вы окажетесь… таким прытким? Я имею в виду поведение вашего Слепка на Луне. – Он ухмыльнулся и подмигнул. – Наконец, большую роль сыграло то обстоятельство, что у вас теперь есть не только жена, но и сын…
Вот оно! Добрались до главного.
Я не сомневался в том, что Семигранник был призван сыграть двоякую роль. Во-первых, подготовить меня и еще разок протестировать. Во-вторых, в случае моего отказа от сотрудничества и неуспеха амнезии – подстраховка. В этом случае о Семиграннике было бы доложено на самый верх, может быть, лично Капитану, а равно и о том, что бесценный артефакт был потерян из-за вопиющей недисциплинированности некоего Фрола Пяткина… Кто стал бы слушать, что он там бормочет, пытаясь выгородить себя?
Но главное – сын…
Спокойно, Фрол, спокойно… Спокойно, Михайло! Держи удар.
– А я думал, что вы не скажете об этом сейчас, – титаническим усилием придавив бурю ярости, медленно процедил я сквозь зубы.
– А когда же? – Брови Магазинера поползли вверх, а прищуренный правый глаз раскрылся так же широко, как и левый.
– Позже. Когда я проявлю неуступчивость и придется на меня надавить. Чем, спрашивается? Смерти я вовсе не жажду, но и не особенно боюсь. Значит, семья… особенно сын. Почему бы не шантажировать строптивца для пользы дела, а? Что для вас одна женщина и один ребенок, когда лишь в одной Джакарте вы убили миллионы?..
Проклятый темперамент! Хуже неизлечимой болезни. Я вдруг обнаружил, что уже не сижу, а стою, пытаясь нависнуть над Магазинером и толкая стол, мешающий мне это сделать. Еще десять секунд, и я окончательно потерял бы контроль над собой.
– А ну-ка сядьте, – совершенно другим голосом скомандовал мне Магазинер. – Сядьте, говорю. Налейте себе кофе. Мы в любом случае не тронем ни вашу жену, ни вашего сына, ни ваших родителей, ни друзей. Это то немногое, что я могу твердо обещать. Ваша нелояльность повлечет иные последствия – более печальные для нас, чем для вас. Нам нужны только добровольцы, несогласных мы не держим…
– Выпускаете с амнезией?
– Это решается коллективно. В конце концов, интересно вам и дальше быть Ломоносовым и работать с нами – давайте работать. Хочется остаться только Пяткиным – как угодно, это ваш выбор. Но я знаю, что вы выберете.
– Так уж и знаете?
– Знаю, – твердо сказал он. – Вы еще не забыли, кто я на самом деле? Ну так вот: я убежден, что вы примете нашу сторону даже в том случае, если я пообещаю выпустить вас отсюда с неповрежденной памятью. Все равно вы окажетесь среди нас. И никому не сболтнете о том, что видели и слышали.
– Неужели?
– Да.
– Значит, убеждены? Тогда пообещайте выпустить меня отсюда с неповрежденной памятью.
– Даю честное слово. Что дальше?
Я помолчал несколько секунд – прикидывал варианты.
– Ничего. Просто выведите меня из этой норы на воздух.
– Пойдемте. – Он грузно встал. Я тоже. – Только по туннелю вам придется топать пешком до самого выхода и дальше, ради вас я не стану вызывать транспорт. Не собьетесь, в туннелях везде указатели, а дальше колея выведет. Пропуск у вас при себе?
Я кивнул.
– Ну что же вы, Фрол Ионович?
Я медленно сел. Тогда и он опустил свою тушу на застонавший под ним стул. С ритуальными телодвижениями было покончено. Магазинер еще раз продемонстрировал, что знает, как обращаться со мной. Ну и пусть.
– Давайте-ка лучше о деле, – сказал я.
Он рассказал мне все. Может, где-то приврал, а где-то умолчал, но я не поймал его ни на лжи, ни на замалчивании важного. Так складно мог говорить человек, полностью уверовавший в правоту своего дела.
Или опытный в риторике.
Я прекрасно понимал, что до меня эти ребята обработали уже многих, опыт есть. Верить им? Наивно.
А не верить – значит отрицать очевидное, что довольно глупо.
Только угроза со стороны могущественной внешней силы могла заставить человека идти против своей природы. Такая – и более чем реальная – угроза была обеспечена.
Но одной угрозы мало. Войско Чингисхана разбежалось бы немедленно, держись его феноменальная дисциплина исключительно на казнях. Монгольский воин жил надеждой на военную добычу – и получал ее. Ради добычи стоило рискнуть согласиться и на казни за малейший проступок, и на коллективную ответственность. Грубая система, жестокая система, но система действенная.
Экипаж отличается от цивилизаций прошлого лишь тем, что служит космическому кораблю «Земля», а не своим прихотям и тем паче не горстке элиты. Обыкновенный человек может всю жизнь обрабатывать поле, снимать с него урожай, не истощив при этом почву, и передать поле детям в хорошем состоянии. Натура обыкновенного человека противится идее считать своим полем всю планету. Он и не считает. Лишь угроза наказания может заставить его сделать то, что при всей академической привлекательности ему крайне не по душе.
И тут он убеждается: новая система имеет свои плюсы, да еще какие! Дикому монголу нужна добыча, и он получает ее. Член Экипажа в награду за служение получает защиту от войн и преступников, еду и медицину для всех, чувство причастности к великому делу, возможность реализовать себя независимо от сословия и национальности, веру в то, что его дети не подсядут на иглу, и еще многое и многое. Он гордится человечеством и гордо несет голову. Пряник все-таки существует. И путь к нему указал кнут.
Без кнута вышел бы не пряник, а ядовитые карамельки, отнюдь не полезные для пищеварения. Многие им были бы рады, но многие – это еще не человечество.
– Да вы ведь сами прекрасно понимаете это, Фрол Ионович…
– Понимаю, – сказал я. – А теперь, если вас не затруднит, расскажите мне, в чем конкретный смысл импактов, хотя бы последних. С Мельбурном более или менее понятно: особое положение Австрало-Новозеландского отсека, эксклюзивные права на разработку месторождений на антарктическом шельфе… Я прав?
– Наполовину, – ответил Магазинер. – Кому нужно нефтяное пятно размером с Тасманию возле антарктических берегов, когда очередной бродячий айсберг наскочит на буровую? Экипажу оно точно не нужно, пингвинам и китам – тем более. Нефть можно добывать и в других местах, в том числе сернистую, ее навалом, и технологии переработки давно существуют. Дороже только получается. Но мельбурнский импакт преследовал и другие цели. Помните ли вы, что вскоре после него последовала отставка Капитана?
