Жаклин Лихтенберг - Дом Зеора
Сознавая, что победа от него ускользнула, Эндл выкрикнул:
— Извращенец!
В ответ Клид мягко улыбнулся, как будто Эндл произнес традиционную клятву Зеора. Эндл молча направился к Эйше, хлопая себя по ноге хлыстом, словно осматривая товар. Валлерой видел, как Эйша отскочила от рассерженного сайма. Она ни слова не поняла из сказанного, но большая часть коммуникации совершалась невербально и была ясна всем.
Чтобы скрыть свой страх, Валлерой крикнул:
— Это ты извращенец, ты трус! Слишком труслив, чтобы взять джена, которые не опоен и не боится тебя… — Валлерой помолчал, подбирая самые ядовитые слова, — потому что… ты боишься того, что сделает с тобой джен!
Эндл, глядя на Эйшу, застыл, словно не в силах посмотреть на обвинителя.
Валлерой презрительно насмехался:
— Или тебе нужен искусственно стимулированный страх джена, чтобы оживить твои вялые рефлексы… потому что на самом деле ты хочешь обратиться к проводнику!
— ЗАТКНИСЬ!
— Оставь ее в покое, извращенец, — с опасным хладнокровием продолжал Валлерой, — или я вырежу свои инициалы на твоих латералях!
Неожиданно сайм оставил Эйшу и повернулся к товарищу.
— Вот как! Наш храбрый товарищ хочет девушку себе! А наш тщеславный извращенец хочет своего товарища. Интересно было бы поместить девушку к извращенцу и посмотреть, что из этого выйдет… скажем… через три дня.
Валлерой выпалил:
— Клид не тронет ее. Она поможет ему, как мог бы помочь я.
— Вероятно, — с улыбкой сказал Эндл. — И точно таким же способом, как ты.
И в ответ на испытанное Валлероем удивление фыркнул:
— О да, мы все знаем о тебе, федеральный полицейский. И я лично проведу небольшое испытание, чтобы посмотреть, как много ты узнал от этого извращенца!
Саймский политик вернулся к своей лошади и картинно сел на нее. Мгновение спустя он исчез, презрительным жестом приказав следовать за собой даже охраннику на крыше клеток и подчеркивая тем самым свое презрение к пленникам.
Как только саймы исчезли из виду, все трое, до сих пор упорно остававшиеся на ногах, беспомощно упали — каждый по своей причине. Валлерой соскользнул на пол, чувствуя, что с него сорвали маскировку неуязвимости, забыв, что Эндл не может знать все его прошлое и никогда не поверит, как много на самом деле стало ему известно. Эйша добавила еще одно позорное поражение к длинному списку испытанного здесь. А Клид наконец позволил себе оплакать потерю троих наиболее близких ему людей.
Именно горестные звуки, которые издавал проводник, заставили Валлероя забыть о своих чувствах. Сухие рыдания мужественного человека, потерпевшего поражение, — такое не должен видеть даже самый близкий друг. Но избежать вмешательства было невозможно.
— Клид, послушайте. Он пришел, чтобы сломить вас… раздавить гордость Зеора. Не позволяйте нескольким словам принести ему победу! Заставьте его бороться за нее.
Рыдания продолжались, а Валлерой говорил и говорил — часами, как ему казалось, повторял то же самое снова и снова, формулировал по—разному, как только позволяло его владение саймским. Потом то же самое повторял по—английски, отчасти ради Эйши, отчасти чтобы выразиться точнее.
Наконец ему больше нечего было предложить, кроме самого отчаянного:
— Он ошибался относительно меня, сектуиб. Я могу вам послужить… и послужу хорошо. Вы сами так говорили. Вы знаете, что это правда. Эйша мужественна. Мы с вами сумеем научить ее, и она не даст Эндлу пощекотать свои нервы.
Валлерой замолчал, и постепенно Клид справился со своим горем. Немного погодя проводник повернул к ним грязное измученное лицо.
— Они тоже были солдатами и погибли на войне… которую мы должны прекратить. Их жертва не будет напрасной.
Валлерой ответил:
— В Зеор — навсегда.
В темных глазах проводника отразилась пожиравшая его боль. Но он ровным голосом повторил:
— В Зеор — навсегда.
По—английски Валлерой сказал:
— Давайте сядем. Сегодня у нас много работы.
Они собрались в том месте, где клетки соединялись углами. Начал Клид.
— Не вижу, что мы могли бы сделать, имея в своем распоряжении только слова… но, очевидно, у вас есть какая—то идея.
— Ну, начнем с того, — ответил Валлерой, — что нужно определить, сколько у нас времени на подготовку. Кажется, у Эндла еще не период потребности, но я в этом не специалист. Как насчет этого, сектуиб?
— Думаю, иврен начнется у него завтра рано утром. Если он следует обычному порядку, то должен убить в полдень.
— Так быстро? У нас совсем немного времени.
— Каков ваш план?
— Собственно, у меня нет плана. Но если это война, то мы с вами пошли на смерть. И должны прихватить с собой как можно больше врагов.
— Врагов? — повторил Клид, словно пробуя это слово на вкус. — Нет, причина того, что война не кончается, в том, что мало кто понял: мы все на одной стороне. Врагов нет, и никого нельзя считать неправым.
— У нас нет времени на саймскую философию, — ответил Валлерой, отбрасывая слова проводника и бессознательно повторяя распространенный саймский жест. — Мне кажется, наша смерть будет более полезна, если мы прихватим с собой Эндла.
— Это отвратительное чудовище? — спросила Эйша. — Я за это. Но как это сделать?
— Не знаю. Зависит от того, что он сделает дальше. Но думаю, нашим единственным оружием будет твоя рука. На это потребуется мужество, но твой отец всегда говорил, что ты упряма, а упрямство — хорошая замена мужества.
— А если он ее опоит? — устало возразил Клид. — Этот газ, вызывающий страх, уничтожает сознание. Жертва впоследствии ничего не помнит, только какие—то кошмары.
— Жертва слишком многое помнит! — ответила Эйша. — Думаю, если мне снова это предстоит, я от страха умру на месте.
— Есть еще одно «если», — сказал Валлерой. — Предположим, он опоит ее и поместит к вам. Что будет тогда?
Клид тяжело вздохнул, прежде чем ответить.
— Без наркотика я, вероятно, сумею удержаться и не убить ее. Но с огромным трудом. А с наркотиком — сомневаюсь, чтобы у меня сохранился хоть какой—то контроль. — Он содрогнулся. — Ему понравится это зрелище — разбитая и запятнанная гордость Зеора. Но не думаю, чтобы он так сделал.
— Почему? Я назвал его трусом. Он захочет наказать меня за это.
— Если он заставит меня убить Эйшу, я останусь жив. А я нужен ему мертвым, предпочтительно в этом месяце, чтобы его обвинение в измене звучало убедительно. Если я умру от истощения, а мой так называемый товарищ отдаст свой селин и будет убит обычным саймом, начнется официальное расследование всей деятельности Тектона. Наш образ жизни, вероятно, будет объявлен вне закона. И куда нам тогда деваться? На территорию дженов?
