Мария Фомальгаут - Реалити-шоу «Властелин мира» (сборник)
Кто-то стучит в стекло, то ли ветка чего-то там, то ли этот, который пришёл убить меня, то ли сама ночь.
А ты не бойся, родная.
Бережно касаюсь твоего плеча. Ты отдёргиваешься, выходишь из-за стола, с грохотом отшвырнув стул. Для кого старался, свечи, шампанское…
– Аль, ты чего?
– Ничего.
– Случилось что-то?
Ты не отвечаешь, взбегаешь по лестнице, хлопаешь дверью, не вижу, но догадываюсь: заливаешься слезами. Ничего не понимаю: что за чёрт, что ты за существо, никогда не скажешь всё начистоту…
– Когда они появились? – спрашиваю у начальника охраны.
– Они были всегда.
– Всегда-а?
– Ну да. Сколько живёт человечество, столько они среди нас. Ещё со времён палеолита.
– А говорите, из космоса.
– Ну да, из космоса. Предположительно, район Антареса. Все века живут среди нас, потихоньку манипулируют нами. Прибирают к рукам власть.
– И много их?
– Миллионы, – начальник охраны хмурится, – миллиарды. Маскируются. Прячутся среди людей.
Мерзёхонько холодеет душа. Хочется верить, что это неправда, очередная газетная шумиха, только начальник охраны неправды не скажет…
Все века управляют нами, манипулируют нами исподтишка…
Стучу в дверь, не слышу ответа, вхожу, да чёрт побери, в чём я провинился, что я не так сделал, мало мне там баталий, в большом мире, так нет, ещё в собственном доме…
– Аль, я тебе что, на хвост наступил?
– Да уйди ты, – трясётся в рыданиях, прячет лицо в ладонях. Чувствую, как всё закипает внутри, хочется наорать, сорваться, чш, чш, хороший я дипломат буду, если сорвусь…
– Аль, да что я тебе сделал-то, можешь мне объяснить?
Смотришь на меня раскрасневшимися глазами, хлюпаешь носом.
– Ко… ко-го ты ждёшь?
– Да никого я не жду, говорю тебе! Ещё по ночам я дорогих гостей не принимал!
– А что в ок… в ок-на смот-ришь? Звон… звон-ков ждёшь… иди… иди-оти-ще… не знал… что се… се-год-ня при-е-ду…
Захлёбываешься в рыданиях.
– Лю… лю-бов-ни… цу…
Вздрагиваю. Ах, вот ты про что. Нда-а, только любовницы мне в эту ночь не хватало. Хочу снова добавить, что никого я не жду, тут же понимаю, здесь это не сработает…
Ах вот ты как… сама напросилась.
– Покушение на меня тут готовится…
Ты бледнеешь. Зачем я сказал тебе это, зачем раскрыл карты, обещал же себе, не говорить, оставить свои беды и страхи за порогом…
– Да ты что?
– Да не бойся, охрана своё дело знает…
– Ты… я тебе сколько говорила, на хрена ты там в мировом правительстве сидишь, или где ты там… делать тебе больше нечего. Дождёшься, прихлопнут тебя, как муху. Блин, все люди как люди, семьи как семьи, тут шагу лишнего не ступи без охраны, слова лишнего не скажи… выбился… в президенты планеты…
Ты снова сбрасываешь мою руку с плеча, всхлипываешь. Сейчас я готов пообещать тебе всё, всё, что угодно… земной шар к твоим ногам… нет, не пойдёт, опять будет нехороший намёк на то, что я управляю земным шаром…
– Ну, уйду я с поста, уйду…
– Ты уже который год говоришь уйду, и всё ни… никак…
Киваю, куда я уйду, где я буду, если уйду с поста, и где будет весь земной шар… Ладно, ладно, обещаю, что завтра же подам в отставку, что угодно, лишь бы тебя успокоить, завтра же уедем отсюда, будем жить как все нормальные люди, буду работать с девяти до шести…
Охранник у входа оторопело смотрит на меня. Понимаю. Я бы и сам на себя сейчас оторопело посмотрел. И вообще, нечего ему тут стоять, смотреть на наши семейные драмы, мало мне на работе баталий, здесь ещё…
Что-то с лёгким шорохом падает на верхних этажах.
Ёкает сердце.
– Проверьте третий этаж.
– Слушаюсь.
Охранник уходит. Шорох наверху напоминает мне про убийцу. Он где-то рядом. Он здесь. Он выжидает. Он смотрит, как я обнимаю тебя, родная. Чувствую, что боюсь уже не столько за себя, сколько за тебя. А ты не бойся, я не дам тебя в обиду, он не войдёт сюда, это чудовище, не проберётся своими щупальцами, не просочится через вентиляции и трубы…
Знать бы ещё, что за дрянь нападёт на нас.
Обнимаю тебя, думаю про жуткую тварь. Теперь ты не ругаешь меня, что думаю не о тебе, понимаешь, чем заняты мои мысли…
– Чем они отличаются от людей?
Смотрю на начальника охраны. В упор. Не выдерживает моего взгляда, отводит глаза.
Что-то скрывает…
– Трудно сказать. И всем, и ничем.
– Похожи на людей?
– Ну… и люди, и не люди. Одновременно.
– Это как?
– Ну… вот так.
– Ну, например?
– Ну… полное отсутствие логики. В поступках… в словах…
– Как же они живут среди людей?
– Вот как-то живут… как-то манипулируют, управляют нами, заставляют делать то, что надо не нам, а им.
– Не представляю, как можно меня заставить…
– Я тоже. А у них получается. Сам не поймёшь, как сделаешь для них всё. Возможное и невозможное.
– Гипнотизёры?
– Трудно сказать.
– Это… как его… эн-эл-пэ?
– М-м-м… возможно. Но тут всё сложнее. Много сложнее, – начальник охраны бледнеет, никогда не видел его таким, – сейчас они всё больше теряют над нами власть. Кажется, люди начинают чувствовать, что ими кто-то правит. И выходят из-под чужой тирании.
– Поэтому… они решили убить меня?
– Не только вас, господин секретарь. Не только вас.
…вспомнить бы ещё, что я там тебе понаобещал, а то потом снова начнутся скандалы, крики, вопли: ты меня не любишь, ты всё испортил, ты…
Уйти с поста…
Чёрта с два я уйду с поста, не проси.
Кто-то снова стучит в окно, то ли луна заблудилась в зарослях, то ли крадётся убийца.
Обнимаю тебя, спящую, ласково прижимаешься ко мне. Оглядываю полумрак спальни, где может быть эта тварь, если она здесь, может, прячется под кроватью, или таится за портьерой, или крадётся за шкафом…
Как мальчишка, разглядываю мороки ночи…
Дверь спальни распахивается с треском, вваливается что-то тёмное, даже не сразу понимаю – человек. Бросаюсь ему навстречу, вижу пушку в его руках, и почему-то не страшно за себя, боюсь за тебя, родная, любимая, единственная…
Он стреляет в тебя.
Раз, два, три, в голову, в голову.
Узнаю своего часового, стоявшего у дверей. Я так ошарашен, что даже не могу застрелить его, вообще не понимаю, что делать.
– Ты… ты чё, охренел?
– Господин секретарь… убийца обезврежен.
Ещё ничего не понимаю, смотрю на постель, на тебя, на то, что было тобой. На сине-зелёное месиво, растекающееся по подушкам.
Ну… полное отсутствие логики. В поступках… в словах…
Аль, да что я тебе сделал-то, можешь мне объяснить?
Сам не поймёшь, как сделаешь для них всё. Возможное и невозможное.
Понимаю всё.
– И что… теперь по всей земле их… под корень? – не договариваю, давлюсь словами.
