Надежда Первухина - ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДЕВСТВЕННИЦА
– А-а-а,- съезжая с катушек, простонал Викентий.
– Зря вы так переживаете,- сказала Манюнюэль.- Именно эти игры и рассказы Степана о России заставили Государственную Девственницу мыслить иначе. И она решила, что больше не хочет служить Великой Милостью для государства Вибути. Она захотела стать Великой Милостью для России. Так что радуйтесь, Кентино! Вашему родному государству здорово повезло!
– Серьезно?!
– Конечно! Государственной Девственницы уже нет здесь! Нет в Вибути! Она далеко-далеко, где-то в вашей России. Переместилась! А здешний народ, конечно, в трауре… Но он скоро узнает, что такое настоящая заря новой жизни…
– А Степан?
– Что Степан?
– Где он?!
– Что вы так кричите, Кентино, мы ведь все-таки боги… Нет здесь вашего Степана. Он тоже переместился. Вслед за своей воспитанницей, как и положено хорошему наставнику. И тоже сейчас находится в России. Наверное.
– Наверное… Черт побери! А я-то, дурак, думал, что лечу спасать его! - восскорбел духом Викентий.
– Нет, Кентино. Вы прилетели спасать нас. А заодно и все государство-племя Вибути,- пробасил бог Онта.
– Этап «Расчистка поля» благополучно завершен. Теперь Девственница нам не грозит, она спокойно и целенаправленно будет осчастливливать собой Россию. А мы… - сказала Манюнюэль.
– А вы? - безучастно повторил Викентий.
– А мы приступаем ко второму этапу. Этапу «Посадка». И именно для него вы нужны нам, Кентино.
– Именно, кореш,- махнул розовым хоботом Ндунги.
– Погодите, я хочу спросить,- с трудом выговорил Викентий.- А вот Дюймовочек, то есть акачиков вы посылали ко мне с просьбой о спасении Степана… Потом Нине в голову вложили план полета… Тоже как бы для спасения Степана… Так это вы по-настоящему не для спасения Степана делали? Его не надо было спасать?!
– Нет, конечно. Он вполне сносно себя чувствовал. Просто нам нужно было вас выманить в Вибути, Кентино. Чтобы вы были здесь. С нами. С Сонмом богов, которые верят в вас. В ваш успех.
Викентий некоторое время молчал. Слушал шелест листьев в дендрарии, перешептывание младших богов и нервное попукивание Розамунды в цветах. А потом он сказал главное:
– И для чего же я вам понадобился?
Все боги (даже Онто из зарослей послал свой взгляд) глянули на Викентия Вересаева торжественно и с надеждой.
– Вы будете первым президентом Независимой Религиозной Республики Вибути,- сказал Онто.
– Именно,- подтвердил Ндунги.
И очень вовремя подсуетился, всучив Викентию чашу с жабьей настойкой.
Глава тринадцатая. ОКУНУТЬСЯ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
Вы все еще сомневаетесь в том, что выбрали правильное место?
Из учебника по иглоукалываниюИз рукописи С. Водоглазова «Русский незнамо где»:
«…траву. Да, вот так я и лежал - физиономией в траву, жесткую, выгоревшую и до крайности неуютную. Но как только моя физиономия осознала, что нахождение в таком растительном эквиваленте щетины от половой щетки не только некомфортно, но и впрямую угрожает стабильности моей внешности, все переменилось. Физиономия послала мозгу (моему, конечно!) немедленное требование придать должное усилие мышцам спины, рук и ног. Мозг согласился, мышцы мои застонали-заскрипели, как рассохшийся клипер в бурю, и я благодаря неимоверным усилиям всего моего многострадального организма перевернулся на спину. Теперь трава немилосердно колола и пиявила мой тыл, но это было уже не важно. Я лежал и созерцал небо, припоминая при этом какого-то литературного героя, который как-то занимался тем же самым. То бишь созерцанием. Только у этого самого литературного героя, в отличие от меня, наверняка небо для созерцания было более симпатичного колеру и не с такими желтушно-пасмурными облаками…
Однако отвлечемся от неба и начнем составлять оперативный реестр моих ощущений и впечатлений от навалившегося на меня разом мира.
Первое. Я мыслю, ощущаю некоторую знобкость в своих членах, а следовательно, я существую и притом существую в абсолютно нагом виде. Нагота - штука неприятная, но переносимая… Кстати, о переносимости!
Значит, я таки перенесся! Следом за Фенькой! То бишь за Государственной Девственницей! Издадим негромкое, но исполненное глубокого ликования «ура! товарищи!». Степан Водоглазов жив, чего и вам желает.
Тут я ощутил неприятное щекотание в районе груди. Приподнял голову, глянул. Мне на грудь, прямо как ордена, вползали друг за другом довольно крупного размера божьи коровки. А я, знаете, с детства не люблю, когда по мне насекомые ползают, пусть хоть даже самые полезные и безобидные. А потому я поднял руку и смахнул божьих коровок в их первоначальное место дислокации, то бишь в траву. Потом посмотрел на свою руку. Черт возьми, она действовала, как, впрочем, и другая! Это они просто притворялись, что их покинули всякие силы. Я еще раз чертыхнулся и сел, опираясь руками о неуютную землю. Огляделся. И продолжил реестр впечатлений.
Итак, второе. Я сижу голышом на какой-то поляне. У поляны, куда ни кинь взгляд, такой вид, будто ее долго пытали. Ни цветочка-ромашки-василечка, ни стрекозки-бабочки какой, только порыжелая, колючая трава, да вот еще божьи коровки, с поистине эстонской торопливостью копошащиеся в траве около моего бедра. Но поляна - это еще не весь пейзаж. Метрах в десяти-пятнадцати от меня сия растительная плешь резко переходит в суррогатное скопление растительности, которое я условно назову лесом. Почему условно? Да потому, что на настоящий лес это убожество - эти кривые стволы, эти ветки с противной даже на вид листвой - никак не тянуло. Однако убожество убожеством, а приятного мало, когда перед тобой маячит такой вот лес, притом с некоторыми признаками тропинки. Сразу ясно, что тебе выпала несладкая участь лесопроходца. Ведь не за тем же я тут оказался, чтобы остаток своей жизни провести, сидя голой задницей на колючей траве и отпугивая колонию божьих коровок! У человека, особенно у такого, как я, должна быть цель. Но увязывать цель с походом в лес сознание отказывалось до последнего. И только когда я встал и заставил себя оглядеться кругом, я понял, что круто влип. И в лес этот мне придется идти. Потому что он был всюду. Вокруг поляны. И тут меня пронзило…
Третье. Я был один!!! Нигде поблизости не обреталось моей подопечной Государственной Девственницы, иначе называемой Клёвой Фенькой! И если я перенесся и жив (тут меня слегка шатнуло, потому что я вспомнил, как заливало меня светом, как тело словно плавилось и текло, будто сгущенное молоко по стеклянному столу пространства), то перенеслась ли и жива ли моя дорогая воспитанница?! Уж не попала ли она в чащу мрачно стоявшего передо мной леса? Уж не плутает ли там, распугивая воплями волков и медведей?
