Филип Дик - Глаз в небе
— Ты рада?
— Да, — проговорила она еле слышно. — Не кричи, дорогой. Береги силы.
Полковник Эдвардс молча выслушал доклад Джека. После того как были изложены все основные пункты доклада, в конференц-зале воцарилась тишина. Чуткое ухо уловило бы только сухое потрескивание дымящихся сигар и скрип карандаша стенографистки.
— Вы обвиняете нашего офицера безопасности в принадлежности к коммунистической партии, — после долгой паузы хмуро проговорил Эдвардс. — Я вас верно понял?
— Не совсем…
Джек был еще немного слаб; всего неделя с небольшим минула со времени аварии.
— Я заявляю, что Макфиф — коммунист по убеждению. Он подчиняется партийной дисциплине и использует свое служебное положение для осуществления тайных целей.
Резко повернувшись к Макфифу, Эдвардс спросил:
— Что скажешь, Чарли?
Не поднимая взгляда, Макфиф ответил:
— Скажу, что это очевидная клевета.
— Значит, Гамильтон просто пытается поставить под сомнение ваши мотивы?
— Именно так, — монотонно бубнил Макфиф. — Вместо того чтобы защищать жену, он атакует меня.
Полковник снова повернулся к Джеку:
— Боюсь, с этим мне придется согласиться. Ведь речь идет о вашей жене, а не о Чарли Макфифе. Постарайтесь говорить по существу.
— Как вы понимаете, — взволнованно начал Джек, — я не могу прямо сейчас доказать, что Марша не коммунистка. Однако мне вполне ясно, почему Макфиф обвинил ее. Я могу открыть всю реальную подоплеку этого дела. Подумайте о положении, которое Чарли занимает. Кто ж его заподозрит? У него свободный доступ к секретным досье. Он может обвинять кого угодно по собственному выбору… Идеальное положение для диверсанта! Всех, кто мешает, можно запросто устранить.
— Безосновательно, — отмахнулся Эдвардс. — Все логично, но где доказательства? Вы можете доказать, что Чарли — красный? Вы же сами сказали, что он не состоит в компартии.
— Я не детектив, — ответил Гамильтон. — У меня нет возможности собирать сведения. Полагаю, он постоянно контактирует с каким-нибудь связником… Откуда-то он должен получать приказы? Если парни из ФБР возьмут его в оборот и потолкуют вдумчиво…
— Значит, доказательств нет, — прервал его Эдвардс, пожевав сигару.
— Нет, — признал Гамильтон. — Трудно, знаете ли, залезть человеку в мозги. Тем более что-то оттуда вытащить. Это, кстати, относится и к моей жене. Откуда вам знать, что у нее творится в голове?
— У нас обширный компромат на нее. Всевозможные воззвания, подписи, походы на сомнительные собрания. А покажите мне хоть одну петицию, подписанную Чарли Макфифом. Назовите хоть один митинг, на котором он побывал!
— Ни один настоящий диверсант не раскроет себя, — проворчал Джек, сам прекрасно понимая, насколько нелепо это утверждение.
— Мы не можем на этих основаниях уволить Чарли. Слишком абсурдно тогда получится.
Губы полковника чуть дрогнули в неком подобии улыбки.
— Сожалею, Джек. Ты ничего не доказал.
— Я знаю.
— Знаешь?.. — Эдвардс крайне удивился. — И сам признаешь это?
— Конечно, признаю. Я и не надеялся вас убедить. — Джек совершенно утратил первоначальные воодушевление и напор. Теперь голос его отдаленно напоминал гул погребального колокола. — Нет, не надеялся… Хотел только привлечь внимание. Может, для досье и сгодится. Макфиф не проронил ни слова. Лишь еще больше надулся, глубоко погрузившись в кресло, как булыжник в тесто. На Джека он старался не глядеть.
— Я честно пытался тебе помочь… — с усилием проговорил Эдвардс. — Но, Джек, черт возьми… Следуя твоей логике, нам надо каждого считать фактором риска.
— Вы так и поступаете. Я всего лишь применил ваш метод на Макфифе.
Жаль, что он вышел сухим из воды! Жалко и мерзко…
— Полагаю, — сухо произнес Эдвардс, — что высокая порядочность и патриотизм Чарли Макфифа выше упреков и подозрений. Вам прекрасно известно, что этот человек сражался на войне в ВВС армии США. Он ревностный католик. И состоит в организации «Ветераны экспедиционных войн».
— К тому же, наверное, еще и бойскаут! — усмехнулся Джек. — И каждый год наряжает рождественскую елку.
— Не хотите ли вы сказать, что католики и легионеры — предатели? — Полковник аж потемнел лицом, словно кактус, в который впрыснули шприцем чернила.
— Нет, не хочу. Я пытаюсь лишь объяснить, что человек может отвечать всем требуемым нормам официальной морали и тем не менее быть настоящим подонком. А несчастная женщина, по простоте душевной подписывающая всякие глупые бумажки, — любить даже придорожную грязь этой страны.
— Мы напрасно теряем время, — холодно резюмировал Эдвардс.
Джек поднялся, отодвигая стул.
— Спасибо, полковник, что выслушали меня.
— Не за что. — Откровенно испытывая неловкость, Эдвардс добавил:
— Очень хотелось бы поработать вместе, парень. Но ты сам видишь…
— Не вините себя. — Джек сделал успокоительный жест. — По правде говоря, я даже рад, что вы не обратили внимания на мое заявление. Макфиф невиновен, пока не доказано обратное.
Собрание потихоньку расходилось. Руководители «Калифорния мэйнтэнанс» с радостью выбирались в коридор, чтобы вернуться к своим привычным делам. Аккуратная стенографистка собирала записи, сигареты в сумочку. Макфиф, исподтишка бросив на Гамильтона злорадный взгляд, прошмыгнул мимо и исчез. В дверях Эдвардс задержал Джека.
— Что ты собираешься делать? — хмуро спросил полковник. — Думаешь найти фирму на полуострове? Например, Тиллингфорда… Знаешь, а он запросто возьмет тебя!.. Он ведь дружил с твоим отцом. В реальном мире Гамильтон еще не побывал у Гая Тиллингфорда.
— Возьмет… — произнес он задумчиво. — Может, из-за отца… А может, потому, что в электронике я все-таки специалист высшего класса. Эдвардс, как гимназистка, у которой неожиданно лопнула на трусах резинка, покрылся красными пятнами.
— Извини. Я имел в виду…
Джек передернул плечами, как если бы ему вдруг стало зябко. Тут же дала о себе знать боль в стянутом пластырем ребре. На десны давили вставные зубы, во рту ощущался какой-то гнусный привкус, словно глотнул из сточной канавы. И вообще Джека терзало странное чувство, будто он заглянул в зеркало и увидел там вместо своего собственного — чужое лицо. Джек отчетливо сознавал, что здорово постарел и вымотался за время беготни по шизоидным мирам.
— Я не пойду к Тиллингфорду, — вздохнул он. — Буду работать самостоятельно.
Потоптавшись на месте, Эдвардс спросил:
— И затаишь обиду на нас?
— Нет. Работу я, конечно, потерял, но теперь это не важно. Я чувствую себя как больной, только что вышедший из стен госпиталя. Я был в глубокой коме и вот очнулся. Я стряхнул с себя остатки дурного сна. К тому же меня наконец-то ткнули носом в собственное дерьмо. Поэтому действовать по-старому я уже не смогу. В голове, наверное, что-то щелкнуло. Вот так!
