Рэй Бредбери - Золотые яблоки солнца (The Golden Apples of the Sun), 1953
Так продолжалось много лет. И вдруг всё переменилось. Переменилось в один день. Позже он не раз удивлялся как работа могла настолько измениться за каких-нибудь несколько часов.
* * *
Он вошёл в комнату, не видя жены и не слыша её голоса, хотя она стояла тут же. Он прошёл к креслу, а она ждала и смотрела, как он кладёт руку на спинку кресла и, не говоря ни слова, садиться. Он долго сидел молча.
– Что-нибудь стряслось? – Наконец её голос проник в его сознание. Она спрашивала в третий или четвёртый раз.
– Стряслось? – Он посмотрел на женщину, которая заговорила с ним. Ну конечно, это же его жена, он её знает, и это их квартира, с высокими потолками и выгоревшими обоями.- Верно, стряслось, сегодня на работе.
Она ждала.
– Когда я сидел в кабине моего мусоровоза. – Он провёл языком по шершавым губам и закрыл глаза, выключая зрение, пока не стало темно-темно – ни малейшего проблеска света, как если бы ты среди ночи встал с постели в пустой тёмной комнате. – Я, наверно, уйду с работы. Постарайся понять.
– Понять! – воскликнула она.
– Ничего не поделаешь. В жизни со мной не случалось ничего подобного. – Он открыл глаза и соединил вместе похолодевшие пальцы. – Это нечто поразительное.
– Да говори же, не сиди так!
Он вытащил из кармана кожаной куртки обрывок газеты.
– Сегодняшняя, – сказал он. – Лос-анделеская "Таймс". Сообщение штаба гражданской обороны. Они закупают радиоустановки для наших мусоровозов.
– Что ж тут плохого – будете слушать музыку.
– Не музыку. Ты не поняла. Не музыку.
Он раскрыл огрубевшую ладонь и медленно стал чертить на ней ногтем, чтобы жена увидела всё, что видел он.
– В этой статье мэр говорит, что в каждом мусоровозе поставят приёмники и передатчики. – Он косился на свою ладонь. – Когда на наш город упадут атомные бомбы, радио будет говорить с нами. И наши мусоровозы поедут собирать тела.
– Что ж, это практично. Когда:
– Мусоровозы, – повторил он, поедут собирать тела.
– Но ведь нельзя же оставить тела, чтобы они лежали? Конечно, надо их собрать и :
Её рот медленно закрылся. Глаза моргнули, один раз. Он следил за медленным движением её век. Потом, механически повернувшись, будто влекомая посторонней силой, она прошла к креслу, помедлила, вспоминая, как это делается, и села, словно деревянная. Она молчала.
Он рассеяно слушал, как тикают часы у него на руке.
Вдруг она засмеялась.
– Это – шутка!
Он покачал головой. Он чувствовал, как голова поворачивается слева направо и справа налево – медленно, очень медленно, как и всё, что происходило сейчас.
– Нет. Сегодня они поставили приёмник на моём мусоровозе. Они сказали: когда будет тревога, немедленно сбрасывай мусор где придётся. Получишь приказ по радио, поезжай куда скажут и вывози покойников.
На кухне зашипела, убегая, вода. Жена подождала пять секунд, потом оперлась одной рукой о ручку кресла, встала, добрела до двери и вышла. Шипение прекратилось. Она снова появилась на пороге и подошла к нему; он сидел неподвижно, глядя в одну точку.
– У них всё расписано. Они поставили взводы, назначили сержантов, капитанов, капралов, – сказал он. – Мы знаем даже, куда свозить тела.
– Ты об этом думал весь день, – произнесла она.
– Весь день, с самого утра. Я думал: может, мне больше не хочется быть мусорщиком? Бывало, мы с Томом затевали что-то вроде викторины. Иначе и нельзя: Что ни говори, помои, отбросы – это дрянь. Но коли уж довелось такую работу делать, можно и в ней найти что-то занимательное. Так и мы с Томом. Мусорные ящики рассказывали нам, как живут люди. Кости от жаркого – в богатых домах, салатные листья и картофельные очистки – в бедных. Смешно, конечно, но человек должен извлекать из своей работы хоть какое-то удовольствие, иначе какой в ней смысл? Потом, когда ты сидишь в грузовике, то вроде сам себе хозяин. Встаёшь рано, работаешь как никак на воздухе, видишь, как восходит солнце, как просыпается город, – в общем, неплохо, что говорить. Но с сегодняшнего дня моя работа мне вдруг разонравилась.
Жена быстро заговорила. Она упомянула и то и сё, и пятое, и десятое, но он не дал ей разойтись и мягко остановил поток слов.
– Знаю, знаю, дети, школа, автомашина – знаю. Счета, деньги, покупки в кредит. Но ты забыла ферму, которую нам оставил отец? Взять да переехать туда, подальше от городов. Я немного разбираюсь в сельском хозяйстве. Сделаем запасы, укроемся в логове и сможем, если что, пересидеть там хоть несколько месяцев.
Она ничего не сказала.
– Конечно, все наши друзья живут в городе, – продолжал он миролюбиво. – И кино, и концерты, и товарищи наших ребятишек:
Она глубоко вздохнула.
– А нельзя несколько дней подумать?
– Не знаю. Я боюсь. Боюсь, что если начну размышлять об этом, о моём мусоровозе и о новой работе, то свыкнусь. Но, видит небо, разве это правильно, чтобы человек, разумное создание, позволил себе свыкнуться с такой мыслью?!
Она медленно покачала головой, глядя на окна, на серые стены, тёмные фотографии. Она стиснула руки. Она открыла рот.
– Я подумаю вечером, – сказал он. – Лягу попозже. Утром я буду знать, что делать.
– Осторожней с детьми. Вряд ли им полезно всё это узнать.
– Я буду осторожен.
– А пока хватит об этом. Мне нужно приготовить обед. – Она быстро встала и поднесла руки к лицу, потом посмотрела на них и на залитые солнцем окна. – Дети сейчас придут.
– Я не очень хочу есть.
– Ты будешь есть, тебе нужны силы.
Она поспешила на кухню, оставив его одного в комнате. Занавески висели совершенно неподвижно, а над головой был лишь серый потолок и одинокая незажжёная лампочка – будто луна за облаком. Он молчал. Он растёр лицо обеими руками. Он встал, постоял в дверях столовой, вошёл и механически сел за стол. Его руки сами легли на пустую белую скатерть.
– Я думал весь день, – сказал он.
Она суетилась на кухне, гремя вилками и кастрюлями, чтобы прогнать настойчивую тишину.
– Интересно, – продолжал он, – как надо укладывать тела – вдоль или поперёк, головами направо или налево? Мужчин и женщин вместе или отдельно? Детей в другую машину или со взрослыми? Собак тоже в особую машину или их оставлять? Интересно, сколько тел войдёт в один кузов? Если класть друг на друга, ведь волей-неволей придётся. Никак не могу рассчитать. Не получается. Сколько ни пробую, не выходит, невозможно сообразить, сколько тел войдёт в один кузов:
Он всё ещё сидел в пустой комнате, когда с шумом распахнулась наружная дверь. Его сын и дочь ворвались, смеясь, увидели отца и остановились.
В кухонной двери стремительно появилась мать и, стоя на пороге, посмотрела на свою семью. Они видели её лицо и слышали голос:
