Николай Гацунаев - Звездный скиталец
— Я должна, знать все.
— Ты и будешь знать. Только не вмешивайся и не мешай.
— Но…
— Давай без «но». — Он бережно взял в ладони ее лицо, притянул к себе, поцеловал ласково, едва прикасаясь губами. — Положись на меня, Люси. Все будет, как надо. Договорились?
Она кивнула.
— А теперь пойдем к гостям.
Никто из сидевших за столом не обратил внимания на их отсутствие. Опера подходила к концу, и все взгляды были прикованы к сцене.
Один Дюммель мирно похрапывал, уронив на стол голову. Усадив Эльсинору, Симмонс подошел к барону и похлопал по плечу. С таким же успехом можно было стучать по стволу дерева позади немца. Лишь после четвертой попытки Дюммель наконец разлепил опухшие глаза и непонимающе воззрился на Симмонса. Тот кивком отозвал его в сторону.
— Я, кажется, задремал, шеф…
— Вы проспали всю оперу, Зигфрид.
— Оперу? — вытаращился герр Дюммель.
— Оперу, оперу, — кивнул шеф. — Но это несущественно. Вам не кажется, что пора начинать фейерверк?
— Как прикажете, герр Симмонс.
— Смотрите сюда, барон.
Дюммель торопливо завертел головой.
— Не туда смотрите, — Симмонс указал рукой в сторону плавно колышущейся над деревьями сцены. — Как только все это исчезнет, начинайте огненную потеху. Вы меня поняли?
— Так точно, шеф. Будет сделано.
— С богом, Зигфрид! — Симмонс похлопал барона по спине и направился к своему месту за столом.
Отзвучали последние аккорды «Аиды». Медленно опустился занавес и одновременно затуманилось, стало расплываться и таять изображение. Мгновенье — и на том месте, где только что была сцена, снова замерцали звезды.
Несколько секунд в парке царила тишина. Где-то далеко-далеко закричал петух. Ему сонно откликнулся другой и в ту же минуту над парком взлетели, раскрываясь огненными цветами, сотни разноцветных ракет.
Стало светло, как днем. Ожили, шумно задвигались за столом гости. Захлопали пробки шампанского, зазвенел хрусталь.
Облысевич повернулся к чете Симмонсов и громко захлопал в ладоши.
— Браво!
— Брависсимо!
— Восхитительно! — зааплодировали гости.
— Вы действительно великий маг, господин Симмонс! — восхищенно воскликнул Облысевич. — Мне говорили о фонографе Эдисона, мне даже довелось слушать фонограмму, сделанную Кро, но то, что сегодня продемонстрировали нам вы, — клянусь, выше человеческого понимания! Кто вы, господин Симмонс?
— Скромный предприниматель и ваш покорный слуга, — усмехнулся Симмонс, искоса наблюдая за супругой. Та улыбалась как ни в чем не бывало, кивая в ответ на благодарные восклицания гостей.
— Ну, а все-таки, господин Симмонс, — не унимался полковник. — Откройте ваш секрет!
«Дорого бы я дал, чтобы самому в этом разобраться», — подумал Симмонс.
В небе над парком продолжали плясать разноцветные сполохи. Пиротехники превзошли все ожидания: по фиолетово-синим волнам плыли, покачиваясь, ослепительно белые лебеди, гигантский корвет под всеми парусами салютовал из орудий, сменяли друг друга лица в причудливых маскарадных масках, развевались гривы стремительно несущихся куда-то огненных коней, возникали и рушились зубчатые башни призрачных замков.
Побросав все дела, высыпала из помещений прислуга, запрокинув головы, застыли с разинутыми ртами официанты, в Ново-Ургенче и кишлаках на много верст; окрест заходились испуганным визгливым лаем собаки, женщины в просторных гейнаках[49] таращились, прикрывая лица от греха широкими рукавами, дехкане суеверно плевали за вороты домотканых рубах, каючники возносили торопливые молитвы святой Анбар-оне,[50] мастеровые хлопкоочистительных и маслобойных заводов, угрюмо хмурясь, цедили сквозь зубы: «развлекаются, гады!». Лишь безучастный ко всему Джума, обхватив ладонями распухшее от побоев лицо, монотонно раскачивался из стороны в сторону, сидя на лавке во флигеле для прислуги, да патлатый Петька-радиотехник, чертыхаясь на чем свет стоит, вертел настройку ни с того ни с сего вышедшей из строя аппаратуры.
В эту ночь родились и пошли гулять по хорезмской земле новые легенды об огненных дэвах, а палмины[51] на базарах от Даргана до Муйнака предсказывали скорый киемат,[52] уговаривая мусульман не скупиться на подаяния перед теперь уже недалеким Страшным судом.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Неистовый Аваз
Гости разъехались, когда на востоке уже вовсю полыхала заря. Устало помахав рукой вслед выезжавшей из ворот последней коляске, Симмонс обернулся к Эльсиноре.
— Отправляемся спать? — Он зевнул и зябко передернул плечами.
— А Джума?
— Черт бы его побрал! Совсем из головы выскочило. Хорошо, что напомнила. Пойдем.
Они прошли мимо подсвеченного снизу фонтана, обогнули дом и через парк направились к флигелю. У столов протрезвевший Дюммель ругался с официантами, валившимися с ног от усталости.
— Отправьте их спать, Зигфрид! — посоветовал Симмонс. Они вам всю посуду побьют спросонья.
— Как бы не так, — возразил барон. — Эти свиньи не разойдутся, пока не вылакают все, что осталось. Пошевеливайтесь, канальи! Серебро, хрусталь, фарфор уберите, тогда хоть до вечера пьянствуйте!
Джума сидел на лавке, откинувшись к стене и закрыв глаза. Обезображенное кровоподтеками, залепленное пластырями лицо его было ужасно.
— Бедняга, — горестно вздохнула Эльсинора.
— Да, досталось парню, — согласился Симмонс. — Джума!
Фаэтонщик открыл глаза и глубоко вздохнул.
— Ты ел что-нибудь? — Эльсинора присела рядой.
— Нет, — качнул головой Джума. — Не хочу.
— За что они тебя так? — спросил Симмонс.
— Не знаю. Может быть, из-за Гюль.
— А ее за что?
Эльсинора укоризненно взглянула на мужа. Тот кивнул и мягко похлопал ее по плечу.
— Больно? — участливо спросила Эльсинора, касаясь пальцами пластыря на щеке фаэтонщика. Тот покачал головой.
— Не там… — Он круговым движением провел ладонью по груди. — Здесь все болит…
— Хватит, — вмешался Симмонс. Невыносимо было смотреть, как мучается этот крепкий, здоровый парень. — Возьми себя в руки. Будь мужчиной. Слушай меня внимательно.
Джума продолжал безучастно смотреть прямо перед собой.
— Ты меня слышишь?
Джума медленно кивнул.
— Что будешь делать?
— Не знаю.
— В общем так… — Симмонс прошелся по комнате, встал у окна, заложил руки за спину. — Хочешь отомстить?
— Да! — рванулся с места фаэтонщик.
— Эрнст! — не выдержала Эльсинора.
