Рене Баржавель - В глубь времен
Гувер быстро объяснил все это Леоновой. Он проверил батарейку. Она оказалась практически полностью использована. Передатчик работал уже давно. Без сомнения, он уже передал на приемник, находившийся где-то на континенте или где-то рядом с его берегами, изображение английского и французского переводов.
Абсурд. Зачем подпольно доставать переводы, если через несколько часов они пойдут на весь Земной шар?
Единственный логичный ответ был страшен: какая-то группа людей или какое-то государство стремилось получить в исключительную собственность Уравнение Зорана. Только в этом случае возникала необходимость помешать распространению Трактата всемирных законов. Они установили передатчик и послали изображение в неизвестном направлении. Далее неизбежно должно было последовать:
уничтожение магнитных лент, на которых были записаны эти изображения,
уничтожение оригинальных записей, на которых был зафиксирован выгравированный текст,
уничтожение самого выгравированного текста, уничтожение памяти Переводчика, которая сохраняла их на семнадцати языках, и убийство Кобана.
- Черт возьми! — взорвался Гувер. — Где пленки?
Мурад быстро повел их в архивный зал, открыл алюминиевый шкаф, схватил одну из коробок — со времен изобретения кино такие коробки служат для хранения пленки. Как всегда, ее трудно было открыть. Наконец ему удалось это сделать, и они увидели ее содержимое: вязкая каша, откуда выходили пузырьки. Во все коробки была залита кислота. Все оригинальные и записанные на магнитную ленту фильмы превратились в вонючую пасту, которая начала течь через все дырки и разрушать сам металл.
— Черт возьми! — повторил Гувер по-французски. Он предпочитал ругаться по-французски. Его совесть американского протестанта в этом случае меньше страдала. — Память? Где блок памяти этой сучьей машины?
Длинный тридцатиметровый коридор, правую стену которого покрывала прозрачная пластмасса и своеобразная металлическая решетка, каждое отверстие которой было размером в одну десятитысячную миллиметра. Каждое пересечение — ячейка памяти. Их было десять миллионов миллиардов. И все же это творение электронной техники, несмотря на свои чудесные возможности, выглядело всего лишь песчинкой по сравнению с живым мозгом.
Войдя, они сразу обнаружили, что к этому шедевру присоединены какие-то нелепые предметы. Четыре лепешки, напоминающие коробки с пленками. Четыре мины, похожие на те, которые защищали вход в сферу. Четыре чудовищных предмета, приклеенных к металлической стенке, которые должны были разрушить ее вместе с Переводчиком, если попытаться их отодрать или даже просто к ним приблизиться.
— Черт возьми! У вас есть револьвер? — Гувер обращался к Мураду.
— Нет.
— Леонова, дайте ему свой!
— Но…
— Давайте! Черт подери! Нашли место и время для препирательств!
Леонова протянула свое оружие Мураду.
— Закройте дверь, — приказал Гувер, — и стойте перед ней, не впуская никого, а если будут настаивать, стреляйте!
— А если это взорвется? — сказал Мурад.
— Тогда вы взорветесь вместе с ней! И вы будете не один!.. Где этот придурок Люкос?
— В Яйце.
— Идем, сестричка… — и он увлек ее как ветер, который дул снаружи.
На поверхности поднялась буря. Солнца совсем не было видно, его поглотили зеленые тучи. Ветер бился обо все препятствия, срывал снег с поверхности, чтобы смешать его с тем, который он уже нес, окутывая все, унося обломки, отходы, брошенные ящики, пустые бочки, антенны, снося все на своем пути.
Охранник около двери не хотел дать им выйти. Путешествовать снаружи без защиты — значит умереть. Ветер их ослепит, задушит, сломает, унесет и оставит умирать в холоде и смертельной белизне.
Гувер стащил с человека его шапочку и натянул ее на голову Леоновой. Затем он взял его очки, перчатки, тулуп и закутал в него тоненькую молодую женщину, толкнул ее на электрическую платформу и наставил на охранника револьвер.
— Открывайте!
Испуганный мужчина нажал на кнопку выхода. Дверь раскрылась. Ветер втолкнул охапку снега и бросил им под ноги.
— А вы? — острым голосом крикнула Леонова. — У вас же нет защиты!
— У меня, — перекрикивая бурю, завопил Гувер, — у меня есть мой живот!
Перед ними и над ними, слева, справа, впереди, сзади все было белым. Платформа, на которой стояла Леонова, нырнула в белый океан, перемещающийся с воем тысяч гоночных машин. Гувер почувствовал, как снег приклеился к его щекам и начал забивать уши и нос.
Здание с лифтом располагалось прямо перед ними всего в тридцати метрах — тридцать возможностей потеряться и быть унесенными ветром. Нужно было катить платформу по кривой траектории. Он думал только об этом, он забыл о своих щеках, ушах, о своем носе, о коже, которая начинала замерзать. Тридцать метров. Ветер резко задул справа и готов был сорвать их с места. Он пошел прямо навстречу ветру и вдруг подумал, что масло в его револьвере должно замерзнуть и оружие может не сработать.
— Держитесь того направления! Двумя руками! Здесь! Вот так! Не сбейтесь ни на миллиметр!
Голыми руками, которых он уже не чувствовал, он взял руки Леоновой и сжал их на перекладине. Затем он на ощупь нашел револьвер, прикрепленный к поясу, снял его, кое-как расстегнул ширинку. Живот его сразу же был омыт зверским холодом. Он засунул оружие в трусы и хотел снова застегнуть брюки, но змейка не поддавалась. Холод пробрался к его ногам, к его трусам и к оружию, которое он хотел засунуть в самое теплое убежище в себе самом. Он прижал Леонову к своему животу, как защиту, как препятствие против бури, обнял ее и положил свои руки на ее руки, сжимающие перекладину. Ветер попытался оторвать их от траектории и забросить неведомо куда. Они могли замерзнуть в десяти шагах от двери.
Буря все еще скрывала дверь лифта. Была ли она здесь, совсем рядом, прямо перед ними, за толстой массой несущегося снега? Или же они сбились с пути и платформа уносила их в пустыню, отдаляя их от жизни?
Внезапно Гувер почувствовал — они прошли мимо цели, они потерялись. Он крепко сжал руки Леоновой и со всей силы пошел прямо навстречу ветру.
Ветер проскользнул под платформу и приподнял ее. Бочки с пивом, которые стояли на платформе, сбросили Гувера на снег. Испуганная Леонова отпустила перекладину. Она почувствовала, как ее уносит ветер, и закричала. Гувер успел схватить ее за запястье и прижал к себе. Покинутая платформа неслась по ветру. Бочки с пивом исчезли в белой буре. Гувер покатился по льду, не отпуская Леонову. Одна из бочек прошла в нескольких сантиметрах от его головы. Ветер нес Гувера и Леонову. Вдруг они ударились о какое-то препятствие, которое издало металлический звук. Это была большая красная вертикальная поверхность — дверь в здание, где находились лифты…
