Василий Головачев - Последний джинн
– Никого, – проговорила Лилия с сожалением, стоя посреди самой большой гостиной. Она продолжала надеяться на спутника, отчего приунывший Игнат почувствовал раскаяние и одновременно злость на себя, допустившего непростительный промах с изучением «червивого» метро.
Надо было дождаться Селима, и ничего бы не случилось, подумал он.
И тут же возразил самому себе: кто же знал, что дохлый Червь не станет запрашивать гостей, что им надо и куда их переправить. Хорошо еще, что забросил к гиперптеридам. Если бы послал в мир Угаага, который, скорее всего, давно выродился в двумерную поверхность, в ту самую Великую Китайскую Стену, открытую астрономами, все закончилось бы печально!
Он поежился.
– Плохо, да? – сочувственно проговорила Лилия.
– Ничего, выберемся, – бодро ответил он. – Здесь есть все необходимое для жизни…
Пол гостиной под ногами качнулся.
Они посмотрели друг на друга, прислушались к тишине строения, выбежали на крыльцо.
Вокруг коттеджа по-прежнему зеленели луга, лес и холмы, мирно пасся нагирус, над деревьями летали птички. Но за пленкой купола, оберегающего уголок земной природы от мира гиперптеридов, мела странная метель. Невесть откуда поднявшийся ветер срывал ажурные перья с высоких «скульптур» и закручивал в струи, обвивающие купол.
Крыльцо под ногами землян снова дрогнуло.
Поднял голову нагирус.
Перестали петь птицы.
Вслед за крыльцом заколебался весь ландшафт под куполом. И хотя дрожь и вибрация быстро прекратились, было ясно, что мир за стенками защищенной зоны изменяется, разрушается, начинает испаряться.
– Беда! – почти неслышно проговорила Лилия. – Там начинается бифуркационный процесс.
– Что?
– Упрощение геометрии пространства. Интересно, что послужило спусковым механизмом упрощения?
Игнат стиснул зубы, покраснел под взглядом девушки.
– Это я виноват во всем! Черт меня дернул лезть в кишку Червя!
– Может быть, дом Лам-ки нас защитит?
– Будем надеяться. Безвыходных ситуаций не бывает. Давай еще раз обыщем коттедж, вдруг пропустили что-нибудь важное?
– Метро? – усмехнулась Лилия.
– Хотя бы.
– Я бы почувствовала его.
– Все равно нет смысла сидеть сложа руки. Хотя можешь отдохнуть, пока я буду обходить ламкины владения.
– Мне надо… в душ.
– Без проблем, все работает. Потом попытайся оживить кухню, там холодильник стоит и какая-то пищевая машина.
Игнат оставил Лилию и начал обследовать каждую комнату коттеджа более тщательно.
Он нашел встроенный в стену шкаф с десятком костюмов, в основном – женских, попытался включить компьютер в пустом кабинете, но не смог. Спустился в «подвал», долго изучал комнатку с колючками, гадая, для чего она понадобилась Лам-ке.
По тому, как внутри нее он переставал слышать во всех диапазонах и видеть сквозь стены, можно было предположить, что это и в самом деле защитный бункер. Но на каком принципе он работал, какую энергетику использовал, каким законам физики подчинялся, Игнат так и не разобрался.
Вылез наверх, раздосадованный, обшарил спальни. В самой красивой, с зеркалами и маленьким комодом, он задержался, представив, что Лилия ждет его на роскошной кровати в прозрачном пеньюаре.
Тряхнул головой, прогоняя видение.
Какой-то звук в комоде заставил его насторожиться. Впрочем, не звук – слабенький торсионный шепоток.
Он осторожно открыл верхний ящик стола, удивляясь его массивности, и увидел странную вещь: клубок пламени, величиной с человеческий глаз, заключенный в ажурную конструкцию из семи плоских колец. Весь объект был меньше женского кулачка, но внутри него пряталась такая незримая мощь, что Игнат покрылся испариной. Показалось, что это бомба и что она сейчас взорвется!
Лам-ка не мог оставить здесь бомбу, пришла успокаивающая мысль. Здесь спала мама, это для нее подарок. Странно, что она его не взяла с собой. Забыла? Или Лам-ка положил его уже потом, после отлета мамы на Землю?
Игнат погладил внутреннюю поверхность ящика, холодную, шелковистую, металлическую на вид, протянул руку к живущему в самом себе клубочку пламени. Почувствовал тепло. Но пламя не было жгучим, и на его жест не отреагировало. Система колец, не соединенная ничем, надежно оберегала его от внешнего воздействия.
Игнат дотронулся пальцем до верхнего колечка. Ничего не произошло. Тогда он быстрым движением вынул шарик с кольцами из ящика и раскрыл ладонь, готовый в любой момент отпустить сувенир.
Огненный шарик перевернулся внутри себя, играя язычками оранжевого пламени, посмотрелна человека, оценивающе и строго. Игнат, облившийся потом от распахнувшейся внутри артефакта пропасти, едва не бросил шарик обратно в ящик. Ощущение было такое, будто на голову обрушился смерч, пронесся сквозь мозг и оставил там кружиться опадающие струи огненных искр.
– Медведь тебя задери! – пробормотал Игнат. – Что ты такое есть?
Язычки пламени на шарике выросли вдвое и упрятались внутрь клубочка, будто он подмигнул в ответ на слова человека.
Игнат держал в руке целую вселенную– судя по ощущениям, упакованную невероятным образом в необычный предмет, красивый, непонятный и опасный. И таил он в себе небывалую энергию и колоссальную протяженность.
Впрочем, шар пламени в кольцах мог быть и обычным средством релаксации для гиперптеридов (где еще мог добыть его Лам-ка?), воздействующим и на людей как психотронный генератор.
Лилия ждала его в столовой хозблока, разочарованно и виновато развела руками.
– Еды никакой нет и ничего не работает.
Игнат, прятавший руку с найденными артефактом за спиной, протянул его ей.
– Что это? – удивилась она.
– Цветок Вселенной.
– Какой красивый! – Лилия осторожно взяла в руки удивительную вещицу. – Не жжется… а внутри дремлет дыра.
Теперь удивился он:
– Как ты сказала? Дыра?
– Мне так кажется. В этом цветке спит бездна.
– По моим впечатлениям, эти колечки держат большой запас энергии.
– Тогда почему ты назвал эту вещь цветком?
– На цветок он похож мало, – согласился Игнат, – но все равно красивый. Я нашел его в спальне, лежал в ящике с экранировкой.
– Положи на место. – Лилия протянула ему огненный шарик.
– Пусть будет у тебя, – покачал он головой. – Заберем с собой. Тут ему не место.
Пол под ногами задрожал, начал оседать.
Переглянувшись, они снова выбежали на крыльцо.
Белоснежный ранее пейзаж на стенками купола стал серым и темнел на глазах. Высокие перья, казавшиеся издали сказочными «соснами», «пальмами» и не то птичьими, не то стрекозиными крыльями, оплывали, превращаясь в пузырящиеся холмы.