Звёзды - Юэ Ци
1, 2, 3, 5, 7, 11, 13, 17, 19, 23, 29, 31, 37.
Огласив список, Бай Хунъюй обнаружила, что он не вызвал у собравшихся никакой реакции, и только сейчас поняла, что у биологов с числами не очень. Только Ван Хайчэн все понял. Он почувствовал, как все внутри холодеет, и прошептал:
– Последовательность простых чисел.
Исключая начальный одноклеточный «Нолик», в конце каждого последующего деления общее количество ячеек оказывалось в пределах последовательности простых чисел. Это был предельно точно разработанный процесс.
Бай Хунъюй смогла обнаружить его не потому, что была умнее здешних мастеров или лучше разбиралась в математике, а благодаря совпадению. Любительница научной фантастики, она слишком много читала о встречах с инопланетными цивилизациями. Математика, особенно простые числа, – это наиболее приемлемый сигнал для первого контакта. Так наименьшим количеством данных передается неоспоримое сообщение: мы понимаем математическую систему, мы – разумные существа.
Сейчас же клетка использовала свою единственную функцию, чтобы показать сверхразумный замысел своего создателя и сказать людям: «Получилось».
Бай Хунъюй предложила разделить культуру на два контейнера, потому что не могла понять, как клетки «умеют» делиться в соответствии с последовательностью простых чисел. Если рассматривать всю конструкцию как машину, конечно, ее можно «спроектировать» для правильного деления, а числом делений управлять с помощью «переключателей». Но поскольку клетки существовали независимо, как они узнавали, сколько всего их живет в каждый конкретный момент?
Есть ли у них средства для связи друг с другом? Если разнести их по двум контейнерам и изолировать, как они узнают, сколько осталось клеток для достижения цели – деления в рамках последовательности простых чисел?
В культивационной лаборатории были установлены высокоточные антенны для контроля сигнала. Бай Хунъюй проверила данные мониторинга всех частотных диапазонов, но ничего не нашла, не было зафиксировано никакой особой коммуникации даже на уровне нейтрино.
Чем больше она узнавала, тем больше ее волновало чудо этой клетки.
После нескольких раундов раздумий ей пришла в голову еще более смелая идея:
– Если уничтожить несколько клеток, восстановят ли они это число при следующем делении?
Никто не стал спорить, все, казалось, находились под гипнозом. В этот момент они напоминали паломников к святыне, только умами их овладела не вера, а любопытство. Они отделили три клетки и выпарили их лазером.
Когда началась следующая фаза деления, в лаборатории было слышно учащенное сердцебиение всех присутствующих. Три клетки с одной стороны и четыре с другой начали пульсировать, комната погрузилась в полную тишину, в которой раздавался лишь стук сердец. Ученая лет сорока упала в обморок прямо на пол.
41.
В комнате было устрашающе тихо. Все понимали, что стали свидетелями первого великого контакта. Нет необходимости в развитии полученного материала, не нужно ждать, что из люка вылезет говорящий инопланетянин со сверхспособностями. Этот разум с помощью десятков клеток заявил о своем существовании и снял завесу с одной из глубочайших тайн Вселенной.
Ван Хайчэн поднял голову от экрана и только сейчас уловил горячий, влажный и неприятный запах в комнате. Группа не спала вот уже три дня и вовсю источала телесные ароматы, но в запавших, окруженных черными кругами глазах каждого горел неотразимый божественный свет. И он всасывал несколько крошечных, едва видных шариков на экране, неотвратимо, словно черные дыры, поглощавших все и вся.
Ван Хайчэн знал, что теперь остановить веревку уже невозможно.
Он оглянулся на Бай Хунъюй. Несколько бессонных суток в лаборатории не оставили и следа утомления на ее молодом теле. Она уставилась в чашку Петри сияющими, полными восторга глазами, и в них горело безрассудное, лучезарное пламя мечты.
Глава шестнадцатая
Когда счет клеток пошел на десятки, кодовое название «Нолик» явно перестало подходить. Подопытному материалу понадобилось официальное название. После короткого обсуждения в конце концов решили принять предложение Бай Хунъюй: «тектос».
По плану, задуманному разумной внеземной сущностью, в контейнере, созданном людьми, в конечном итоге сформировался живой организм. Того, кто передал этот набор чертежей, заодно окрестили «Конструктором».
После того как в чашках образовалось девяносто семь клеток, процесс замер на три часа, а затем внезапно произошло новое изменение: клетки начали делиться одновременно – но в этот раз дроблением.
Внезапная перемена застала всех врасплох. Ученые только успели определиться, что тектосы были «одноклеточной искусственной жизнью», и никак не ожидали, что они вдруг начнут развиваться в многоклеточную модель. Скорость дробления была поразительна: меньше чем за двенадцать часов культура успела разделиться десять раз и превратилась в большую эмбриональную структуру с тысячами клеток. В панике сотрудники упаковали их в отдельные чашки Петри, чтобы дать тектосам достаточно места для роста.
Столь экстраординарные перемены вызвали всеобщий страх перед «инопланетным рождением», так что началась подготовка пуленепробиваемой герметичной лаборатории с высоким уровнем безопасности, но никто не подумал об очередном изменении.
После шестнадцати дроблений эмбрионы исчезли!
Ван Хайчэн не застал исчезновения, зато весь процесс зафиксировала Бай Хунъюй. На тот момент образцы доросли до двух сантиметров и были видны невооруженным глазом. Хотя их называли эмбрионами, клетки еще не дифференцировались и выглядели как розовые комочки ткани. Стоявшие рядом сотрудники все еще дискутировали, следует ли заменить агаровую основу средой, более близкой по плотности к морской воде – так развитие приблизилось бы к «естественной беременности». Этот спор был весьма метафизичен, потому что жизнь на земле зародилась в океане, а потому все среды эмбрионального развития имитировали состояние погруженности в жидкость и плавучести, но никто не знал, как должна выглядеть нормальная среда развития «внеземной жизни». В этом контексте у людей, выступавших против замены агара, было преимущество, но с противоположной стороны раздался вопрос в духе Чжуан-цзы, которому приснилась бабочка:
– Вы уверены, что среда зарождения жизни на Земле также не была создана Конструктором?
В самый разгар спора Бай Хунъюй внезапно показалось, что эмбрион понемногу становится прозрачным. Возможно, дело было в зрительной иллюзии, потому что сам эмбрион был розовый и полупрозрачный, и на его внешний вид влияла смена внешнего освещения. Но это чувство становилось все более и более очевидным. Две минуты спустя другой сотрудник в замешательстве спросил:
– У меня в глазах рябит? Вам не кажется, что эмбрион исчезает?
Теперь перемена стала очевидной для всех. Тектос больше не был органическим телом, которое выглядело прозрачным в силу малого размера или других причин, он очевидно истончался, как призрак в кино, целиком исчезая из виду. При этом затухание все больше ускорялось, и еще через две минуты эмбрионы пропали прямо на глазах всего честного народа.
Не умерли, просто материя исчезла. Чашка Петри была плотно закрыта и все еще хранила отпечатки образцов, но их самих уже не было.
– Что случилось? – спросил один из сотрудников. Все посмотрели друг на друга.
В панике кто-то вспомнил, что можно прибегнуть к другим методам наблюдения, чтобы зафиксировать местоположение тектосов. Немало времени ушло на то, чтобы срочно провести дифракцию рентгеновских лучей и анализ дальнего спектра…
Бесполезно! Существование тектосов не обнаружили ни в одном диапазоне частот электромагнитных волн. Дело не ограничивалось видимым светом, все излучения дали отрицательный результат.
– Контакт! – предложил кто-то.
Эта операция полностью нарушала план. С тех пор как тектос проявил активность как отдельная клетка, они избегали любого физического контакта с ним, опасаясь повлиять на его жизнедеятельность и функции. При разделении образцы пересаживали вместе с питательной средой, тщательно контролируя даже малейшую вибрацию. Но теперь их можно было найти только на ощупь.
